— А-а, Леня, не бери в голову, они уже ничего плохого не сделают.
— Точно?
— Было это очень давно, и может неправда.
— Не, не, давай расскажи, — насел Барсуков.
— Ладно, слушай, — снизошел Лебедев. — Дело, как я уже сказал, было давно и произошло в Греции. Афины воевали с Троей. Кстати, воевали за бабу, за Елену.
— Я так и знал, от них вся беда! Была у меня на складе ГСМ одна, Тонькой звали. Язык, как помело, чуть меня до тюряги не довела, еле откупился. После этого зарекся баб в серьезные дела брать. Ну, так чо там было с той Ленкой?
— Троянцы украли ее, греки осадили Трою и сколько ни штурмовали, все не могли взять. И тогда один очень хитрый грек, звали его Одиссей, придумал, как взять город. Все это описал знаменитый греческий поэт Гомер, в поэме «Одиссея». Кстати слепой был мужик, — блистал эрудицией бывший выпускник Львовского военно-политического училища, как павлин перьями.
На Барсукова она не производила впечатления. Он насупился и угрюмо промычал:
— И чо ты хочешь сказать этим своим Хомером?
— Я, ничего. А Гомер пишет, что данайцы, чтобы проникнуть в Трою оставили троянцам деревянного коня. Те купились и затащили его в город. В коне сидел отряд, что было дальше, надеюсь, объяснять не надо. Так вот, Харламов и Крест…
— Да пошел ты со своим конем и Хомером! Я тебе не козел греческий! Меня морковкой не подманишь! — вскипел Барсуков, вскочил из кресла и заметался по кабинету.
— Леня, ну не кипишись! Я же хочу только одного, чтоб мы не залетели. Ты же рожу Тишковского видел. Он же, гад, на месте купит и продаст. Я не говорю про Харламовых, они нас замочат и глазом не моргнут. Леня, пока не поздно надо сорвать бабки и соскакивать, — нагнетал страсти Лебедев.
Это подействовало на Барсукова, его терзали страх и алчность. Свой гнев он сорвал на сунувшемся в кабинет Ломтеве. Тот протрезвел и начал огрызаться. Невнятное мычание о прапорах, которых он драл как сидоровых коз, только подлило масла в огонь ярости Барсукова. Он схватил со стола пепельницу и запустил в Ломтева. Бывший командир конвойной роты по старой армейской привычке хлопнулся на пол и прикрыл голову руками. Пепельница врезалась в дверной косяк, куски дерева, штукатурки и краски посыпались на Ломтева. На шум прибежал Кормаков, подхватил его и, сгибаясь под тяжестью ста килограммов, потащил в соседний кабинет.
Выпустив пар, Барсуков остановился перед Лебедевым и, постреливая в него колючим взглядом, зло бросил:
— Э-э, капитан, после службы у тебя в башке осталась одна извилина, и та от фуражки? А ну напряги, под чо мы заключили договор с Тишковским?
Лебедев проглотил обиду и пробормотал:
— Ну, под оловосодержащие отходы, и что с того?!
— Ты чо, не догоняешь?
— А чего догонять, если в вагоне лежит чистый титан. Две-три тонны отходов, что сверху, нас не спасут. Если за груз зацепятся менты и, не дай Бог, контрразведка, то нам хана! Это же голимая контрабанда!
— Какая на хрен контрабанда? Кончай накручивать! В нашей-то накладной значатся титановые отходы!
— И что с того? По факту — титан.
— Ну ты, Игорь, и тормоз. Грузили ведь не мы. Ну, давай, давай напрягай свою извилину или может принести фуражку, чтобы мозги варили! — отыгрывался за недавнее унижение Барсуков.
— Выходит, не мы, — выдавил из себя посрамленный железной логикой бывалого прапорщика, бывший капитан.
— Вот то-то же! А ты, залетим, залетим. Не залетим!
— Но нервы потрепят крепко.
— Не нам, а Тишковскому, а у него всегда найдется дежурный «стрелочник» — пьяный крановщик или бестолковый мастер. Ты же видел, у них на грузовом дворе бардак.
— Да, там сам черт ногу сломит, — признал Лебедев и потянулся к сигарете.
Закурил и Барсуков. Тишину барака нарушал скрип половиц под ногами Кормакова. Ему надоело маяться в одиночестве, он тенью проскользнул в кабинет и приткнулся в уголке дивана. Барсуков недовольно покосился, но ничего не сказал и перевел взгляд на телефон. Резкое дребезжание звонка ударило по напряженным нервам. Кормаков взвился над диваном, сорвал трубку и прижал к уху.
— Да, ЛиК! Вагон! Мы готовы….
Барсуков вырвал у него трубку. Дежурная по станции «Лесная поляна» называла цифры, но он уже не слушал, блаженная улыбка гуляла на его лице. Лебедев тоже оживился, от скептицизма не осталось и следа. Кормаков не мог усидеть на месте и волчком крутился по кабинету. Шум поднял на ноги Ломтева, и его мятая физиономия возникла в дверном проеме.
— Хватит дрыхнуть, Лом! Тащи бутылку, но не самопальную! Гулять будем! — ликовал Барсуков и пустился в пляс.
Ломтев проявил завидную прыть и через несколько минут возвратился с бутылкой водки. Она пошла по кругу. Пили из горлышка, закусывали лимоном, а потом всей гурьбой повалили во двор, втиснулись в ниву и, сломя голову, понеслись на станцию «Лесная поляна». Там в столь поздний час, кроме дежурной смены, никого не было. На запасных путях сиротливо стоял десяток вагонов с материалами для военных. У рампы пыхтел маневровый тепловоз с одним единственным вагоном. Свернув на стоянку, Кормаков заглушил машину, как угорелый сорвался с места и, не выбирая дороги, ринулся к рампе. За ним, падая в снег и чертыхаясь, тащился Ломтев. Барсуков и Лебедев по протоптанной в сугробах тропке степенно прошли к вагону. Из него высунулся Кормаков, его физиономия расплылась в блаженной улыбке, и завопил:
— Шеф, тут чурка к чурке! Петрович, ты голова! Ну, теперь заживем!
— Тише, тише, Борька, а то менты сбегутся! — добродушно прикрикнул Барсуков и распорядился: — Оставайся на месте! Лом подгонит наш порожняк, и займетесь перегрузкой.
— Все будет в лучшем виде, шеф!
— А вот еще чо, тонн пять скинешь и отвезешь на наш грузовой двор.
— Сделаем, шеф! — заверил Кормаков.
— Леня, а на хрена нам эти чурки? Зубы что-ли вставлять? — недоумевал Лебедев.
— От Харламова не убудет, а для нас дополнительный навар, толкнем на сторону.
— Да ты чо, Леня, а если они раскопают?!
— Не раскопают! Давай, дуй на станцию и забери у дежурной накладную на вагон.
— А если не даст?
— Пусть только попробует, я чо ей за красивые глазки подкатил холодильник? Да, и скажи этой дуре, после перегрузки титана заводской порожняк пусть немедленно отправит обратно, наш вагон затолкает в тупик.
— Сделаю. Мне как, оставаться с ней до конца?
— А это, смотря какой у тебя конец. Ха-ха, — расхохотался Барсуков.
— Га-га, — вторил ему Ломтев.
— Хорош ржать, Лом! — прикрикнул на него Барсуков и распорядился: — Дуй к крановщику и скажи, пусть ставит кран на рампу и перегружает титан в наш порожняк.
