Наступил февраль 1994 года. Финкель рвался на встречу с американцем, а тот, будто забыл о нем. В ЦРУ намеренно держали паузу и наблюдали за тем, как поведут себя будущий агент и российская контрразведка. Терпение у Финкеля лопнуло, и он направил письмо Марине Орел.
В нем будущий американский агент писал: «…в известном тебе месте мне передали твое письмо. Встретили доброжелательно. Обещали помочь в решении моих вопросов. Взамен высказали небольшую просьбу. Она связана с определенными трудностями и вызывает у меня опасения. Но меня заверили, что дальше этого не пойдет. Я кое-что сделал и готов к встрече. Передай мою благодарность твоему патрону за его участие в моих делах».
Орел не заставила себя ждать. В телефонном разговоре с Финкелем она, как обычно, поинтересовалась положением в семье, подготовкой к поездке к сыну в Бельгию и просила сообщить о дате прибытия. Финкелю ответить было нечего. Саттер по-прежнему хранил молчание. Всезнающая Орел утешила и заверила Финкеля, что «…проблема должна разрешиться в ближайшее время», и дала понять — они вскоре встретятся. По странному стечению обстоятельств у нее также намечалась командировка в Бельгию.
Финкель не придал этому значения и торопил встречу с ней и сыном. В этом стремлении им двигала не только отеческая любовь к своему чаду, но и банальный меркантильный интерес. Он провел не одну ночь за расчетами, но не математического характера, и пришел к заключению: «… за помощь в выяснении степени угрозы миру и всему прогрессивному человечеству от российского атомного подводного монстра Саттер должен был заплатить ему не менее 500 тысяч долларов». Собранные секреты жгли карман Финкеля, но не душу, в ней была пустота.
Он рвался на встречу с американцем. В январе 1994 года последнее препятствие на пути к ней было преодолено. Финкелю удалось правдами и неправдами, через связи в руководстве НИИ добиться понижения формы допуска к секретным сведениям. Как результат, с него, как носителя государственной тайны, сняли все ограничения для выезда за границу. К середине февраля он, оформив загранпаспорт, сидел на чемоданах и ждал условного сигнала от Саттера.
А тот все тянул время, и тому были объективные причины — смена руководителя резидентуры ЦРУ в Москве. В декабре 1993 года резидента Дэвида Ролфа заменил Джеймс Моррис. Он входил в новую должность и потому, перестраховываясь, оттягивал решение о вербовке Финкеля. Здесь уже у самого Саттера иссякло терпение, и он решился на принципиальный разговор с Моррисом. Проведенный им анализ записей телефонных переговоров Финкеля с Орел, копий их писем, а также донесений агента «Друг», приобщенных к досье на будущего американского агента «Хэла Рубинштейна», не оставлял сомнений в том, что пора переходить к решительным действиям. Многоходовая, длившаяся более двух лет комбинация по втягиванию Финкеля в вербовочную ситуацию подошла к своему логическому завершению. Подтверждением тому являлись фразы, прозвучавшие в его последнем телефонном разговоре с Мариной Орел: «…я кое-что уже сделал и готов к встрече. Передай мою благодарность твоему патрону за участие в моих делах».
Между строк Саттер читал: Финкель выполнил первое задание — собрал секретную информацию по вопросам, озвученным ему во время беседы 28 сентября 1993 года в посольстве США в Москве. Посчитав, что затяжка с привлечением Финкеля к сотрудничеству с ЦРУ может привести к срыву самой вербовки, он отправился на доклад к Моррису.
Резидент был один и находился в хорошем расположении духа. На совещании в Лэнгли директор ЦРУ отметил положительную динамику в работе посольской резидентуры в Москве и личный вклад Морриса. Ряд разведывательных материалов, добытых ее агентами, был доложен президенту США.
— Хеллоу, Джон! — приветливо поздоровался Моррис и шутливо отметил: — Ты сияешь, как новый цент. Я так понимаю, есть хорошие новости?
— Да, сэр! — подтвердил Саттер.
— О’кей, я внимательно слушаю, — подобрался Моррис и кивнул на кресло.
Саттер занял место за столом заседаний, достал из досье на Финкеля запись его последнего телефонного разговора с Орел и приступил к докладу.
— Сэр, анализ собранных на «Хэла Рубинштейна» материалов и результаты выполнения им проверочного задания, отработанного на встрече 28 сентября 1993 года, дают основания полагать, что к настоящему времени сложились все условия для его вербовки. Предложения по ее проведению мною подготовлены. Если вы располагаете…
— Погоди, погоди, Джон, с вербовкой и предложениями! — остановил его Моррис и спросил: — Ты уверен, что за спиной Финкеля не стоит русская контрразведка? В последнее время она все чаще показывает свои зубы.
— Да, сэр! — решительно заявил Саттер.
— И какие для этого есть основания?
— Секретные сведения, которые Финкель сообщил мне в беседе 28 сентября.
— Аргумент весомый, но недостаточный, — не принял его Моррис и сослался на мнение военных. — Наши яйцеголовые из министерства обороны оценили их, как малозначительные.
— Сэр, я не утверждаю, что они представляют для нас большой интерес. Финкель умен и хитер, чтобы вываливать все, что знает. Он с самого начала пытался затеять со мной торг.
— И все-таки, Джон, мы не должны исключать того, что русская контрразведка через Финкеля пытается втянуть нас в свою игру.
— Безусловно, такой вариант я допускаю, но не в случае с Финкелем.
— Это почему же? — допытывался Моррис.
— Проведенный мною анализ переписки и телефонных разговоров с Орел, а также сообщений агента Друг, говорит: Финкель спит и видит себя где угодно, но только не в России. Как говорят сами русские: ему в России все осточертело.
— Извини, Джон, но этого все-таки мало, чтобы выходить на вербовку. Есть ли другие, более весомые аргументы в пользу его сотрудничества с нами?
— Да, сэр! Последнее донесение агента «Друг»! — продолжал стоять на своем Саттер.
— И что он сообщает?
— «Друг» обнаружил в личном компьютере Финкеля перечень совершенно секретных сведений. Уже за одно только это русские могут посадить его в тюрьму.
— О, это уже весомый аргумент!
— Также я могу с полным основанием утверждать, что Финкель фактически выполнил мое задание!
— Даже так? Очень интересно! — оживился Моррис. — И чем этот довод подтверждается?
— Вот, пожалуйста, ознакомьтесь! — предложил Саттер достал из досье на «Хэла Рубинштейна» донесение агента «Друг» и положил на стол.
Резидент пробежался взглядом по рукописному подлиннику донесения агента и затем обратился к его английскому переводу. «Друг» обстоятельно описывал обстановку и атмосферу в доме Финкелей. Она, с его слов, была нервозной. Причиной тому являлись проволочки в оформлении выезда на постоянное жительство в США для жены и отсутствие ответа из бельгийского посольства в Москве на запрос самого Финкеля о поездке к сыну. На этой части донесения агента Моррис не стал задерживать внимания и остановился на той, где излагалось содержимое личного компьютера Финкеля. В ней приводился перечень сведений, относящихся к различным техническим системам атомной подводной лодки типа «Акула», ряд из них был выделен голубым цветом. Для Морриса, ранее не работавшего по тематике военного подводного атомного флота, все это было китайской грамотой, и он обратился к Саттеру.
