— Гораздо раньше, чем вы думаете. Как вы посмотрите на то, чтобы провести ее в Бельгии?
— А почему в Бельгии?! — удивился Финкель.
— Но вы же не будете возражать против встречи с сыном?
— Я?! С сыном?! Да, конечно! Но как?!
— Это я беру на себя. Вызов и виза для вас будут оформлены в ближайшие месяцы.
— Неужели такое возможно?! — не мог поверить Финкель.
— Не сомневайтесь, Моисей, Америка — страна фантастических возможностей! — заверил Саттер.
Завершая разговор, он вежливо, но настойчиво рекомендовал Финкелю «поработать над перечнем вопросов по новым научным разработкам в области гидроакустики». Проводив его на выход, Саттер поспешил на доклад к резиденту. Его душа пела, не прошло и двух недель с начала работы в посольской резидентуре, как он вышел на перспективную разработку. Будущий агент Финкель мог занять далеко не последнее место в шпионском ряду ЦРУ. Его прямой доступ к важным секретам российского военно-морского подводного флота открывал перед американской разведкой заманчивые перспективы.
Лифт поднял Саттера на 7 этаж, в сердце посольской резидентуры. Ее помещения надежно защищал от прослушивания вездесущей российской контрразведки радиоэлектронный колпак. Со стороны Садового кольца она была отгорожена глухой кирпичной стеной со встроенными в нее фальшокнами. Перед тем как зайти к резиденту Саттер заглянул к себе в кабинет и достал из сейфа досье на Финкеля. На обложке рукой его предшественницы — Хамильтон Келли Энн, было выведено «Хэл Рубинштейн». За два с лишним года изучения Финкеля оно распухло до размеров «книги дьявола». В досье были собраны: доносы связей семьи Финкелей, обосновавшихся в Америке, Европе и Израиле, пикантные фотографии, долговые расписки сына, анкета-заявление самого Моисея Финкеля в Службу иммиграции и натурализации США с просьбой о предоставлении ему и жене статуса беженцев и многое другое. Приложив к досье видеозапись разговора с Финкелем, Саттер отправился на доклад.
Резидент — Дэвид Ролф, как и его предшественник — Майкл Клайн, являлся кадровым сотрудником разведки. После окончания Кентуккийского университета, где занимался углубленным изучением русского языка, он добровольно поступил в армию. Службу проходил в армейской разведке, в Западном Берлине в качестве аналитика. По увольнении возвратился в Штаты и занялся юриспруденцией, но она его не прельстила. Ролфа тянуло в разведку, и в 1977 году он подал заявление в ЦРУ. Почти год его тщательно изучали. Он оказался чист, в порочащих связях замечен не был и по завершении проверки получил назначение в штат оперативных сотрудников.
Служба в разведке для Ролфа началась с интенсивной специальной подготовки. Он с рвением, достойным уважения, изучал сложнейшую науку агентурной работы, и по итогам учебы стал одним из лучших. С учетом этого и хорошего знания русского языка, его направили в самую боевую резидентуру ЦРУ — московскую. До 1982 года он работал, и работал эффективно, под крышей помощника атташе по вопросам обороны. Всемогущему КГБ так и не удалось зацепить Ролфа на шпионских делах. Он выходил сухим и чистым из самых грязных ситуаций и по праву заслужил у коллег репутацию счастливчика.
В Лэнгли заметили инициативного, перспективного агентуриста и направили на дальнейшую обкатку в сингапурскую, а потом токийскую резидентуры. Там Ролф также не затерялся, добытая им информация докладывалась высшему руководству ЦРУ. В коридорах Лэнгли его имя было на слуху, и новое назначение не заставило себя ждать. То, о чем мечтает каждый разведчик, для Ролфа стало реальностью. Спустя 14 лет со дня начала службы в разведке, в 1991 году он возвратился в Россию в качестве резидента ЦРУ на должность советника посла по региональным вопросам, служившую ему прикрытием. На этом новом и ответственном участке Ролф быстро преуспел. Очередная оперативная разработка Финкеля в качестве будущего перспективного агента посольской резидентуры в Москве пока не дала сбоев.
Ролф бросал нетерпеливые взгляды то на таймер, то на дверь и с нетерпением ждал доклада Саттера. Встреча с Финкелем затянулась более чем на два часа. Наконец за дверью послышались торопливые шаги. Она распахнулась, и на пороге возник Саттер. Его довольный вид говорил сам за себя. Ролф отложил в сторону шифровку Директора ЦРУ и не смог сдержать своих эмоций:
— Ну наконец вы закончили, Джон! Как прошла встреча?! Какие перспективы?
— Все о’кей, сэр! С Финкелем мы не ошиблись. У меня не осталось сомнений, он действительно имеет прямой доступ к важным секретам, — заверил Саттер и расплылся в улыбке.
— Поздравляю, Джон! Присаживайся!
— Спасибо.
— Как себя вел Финкель? Как пошел на установление контакта? — торопил Ролф.
Саттер присел за стол, положил перед собой досье на Финкеля и заговорил языком доклада:
— Сэр, на основании вашей санкции, мною 28 сентября…
— Джон, оставь эти формальности, — остановил Ролф и предложил: — Давай на словах и главное!
— О’кей. Если говорить об общем впечатлении, то он умен, хитер и ему палец в рот не клади.
— В его годы, да еще прожив 57 лет в СССР, другим и не будешь.
— К тому же, Моисей, — отметил Саттер.
— Для нас это хорошо, быстро не попадет под колпак русской контрразведки, — с улыбкой заметил Ролф и уточнил: — А почему он так рвется к нам, а не в Израиль?
— Видимо, хватило горького опыта сына. Выходит, что не всякому еврею земля обетованная — земной рай.
— Будем считать, что это так. И все-таки, есть ли в России что-то, что может его держать?
— Думаю, нет. Как говорят русские: она осточертела ему хуже горькой редьки. Он жаловался на нищету, подорванное здоровье и отсутствие всякой перспективы. Считает, что Россия вслед за СССР рухнет в пропасть.
— Спешит сбежать с тонущего корабля?
— Да, и занять не последнее место в шлюпке, плывущей к нам.
— О’кей, Орел хорошо делают свое дело, пусть и дальше продолжают в том же духе, — распорядился Ролф и вернулся к разговору о Финкеле. — Как наш будущий «Хэл Рубинштейн» реагирует на проблемы сына?
— Переживает.
— За него или себя?
— Скорее за себя. Старик далеко не дурак и прекрасно понимает, в свои 57 сын для него последняя опора.
— Ее надо выбить! — категорично отрезал Ролф и потребовал: — Поэтому, Джон, свяжись с коллегами в Бельгии и пусть они создадут проблемы сыну.
— О’кей, сегодня же сделаю, — заверил Саттер и продолжил доклад: — Что касается жены Финкеля, то она действительно больна и нуждается в серьезном лечении. Он показывал ее медицинский эпикриз. В нем…
— К дьяволу эпикриз! Америка не приют для убогих! — отмахнулся Ролф и подчеркнул. — Ее болезнь — для нас дополнительный рычаг, чтобы давить на Финкеля!
— Я это так и рассматриваю.
— А вообще, Джон, хватит о ней! Нас должен интересовать только Финкель! И даже не столько он, сколько его разведывательные возможности. Насколько они перспективны, не завышаем ли мы их?
