На часах десять утра, до вечера еще целая куча времени и мне нужно его чем–то занять, иначе я просто сдохну от скуки, не дождавшись ужина. Ульяна скорее всего уже у себя в комнате — отсыпается после ночной смены.
Привожу себя в порядок и выхожу на пробежку. Больше нет сил сидеть в четырех стенах, хотя бы подышу свежим воздухом и немного разомнусь перед завтраком. Навернув кружок вокруг квартала, замечаю любопытную картину. На площади у храма Чококудзи вновь устроили собрание босодзоку. Чего это они в такую рань? Ответ получаю достаточно скоро, к уже знакомым байкерам на низких оборотах, подкатывает черная Тойота Сенчури. Из автомобиля выбираются трое мужиков в пижонских костюмах. Судя по татуировкам выглядывающим из–под расстегнутых воротников рубашек и отсутствующим мизинцам у главаря, можно сделать вывод, что передо мной чертовы якудза.
По хорошему стоило бы свалить куда подальше, но я лишь сильнее вжимаюсь в ближайшее дерево и продолжаю наблюдать. В отличии от прошлого раза, сейчас я нахожусь достаточно далеко, поэтому не могу разобрать о чем говорят между собой Акихико и беспальцевый якудза. Но судя по недовольным лицам этой парочки разговор заходит в тупик. Что–то прорычав друг–другу напоследок они расходятся. Злые якудза, с перекошенными рожами топают обратно к автомобилю, а командир босодзоку шагает к своему белоснежному, тюнингованному байку, покрытому аэрографией в виде яростного пламени.
Не доходя пары шагов до автомобиля, главный среди тройки якудза «бросает» себе за спину какую–то фразу. Его губы при этом растягиваются в подленькой усмешке, судя по всему высказывание было далеко не лестным. Мою теорию подтверждает также и реакция самого Акихико, который грубо отстегивает от байка длинный чехол и вытягивает из него боккен, судя по массивности и отсутствующей цубе — это тренировочный субурито. Якудза заметив подобный расклад не нервничают — наоборот, судя по той готовности с которой они вытянули из салона автомобиля оружие, они этого и ждали. У главного в руках оказывается укороченная версия катаны — вакидзаси, а у двух его подельников — тесаки ната, этакие японские версии мачете, своей формой напоминающие опасную бритву.
Босодзоку на площади, видя подобный беспредел, заулюлюкали и принялись, не слезая со своих байков, потрясать кто чем горазд. Начиная от вполне тривиальных цепей и бейсбольных бит, заканчивая монтировками. Байки под их задницами «взрыкивают», готовые сорваться с места в сторону дерзких якудза, но Акихико взмахом руки осаживают свою братию и один шагает в сторону троих вооруженных людей.
Когда до неприятелей остается пара метров, красноволосый буквально падает лицом вниз, при этом боккен в его левой руке, удерживаемый обратным хватом, наоборот — взмывает ввысь. Кончик субурито врезается под нижнюю челюсть ближайшему якудзе вооруженному тесаком. От удара тот запрокидывает голову. Готов поспорить, что челюсти конец, но это еще не все. Акихико переносит весь вес своего тела на переднюю ногу согнутую в колене и резко пружинит вверх, едва не подпрыгивая. Одновременно с этим странным маневром, его ладонь перехватывает боккен стандартным хватом и обрушивает тот на задранное к небу лицо якудза. Звук удара доносится даже до моих ушей: мокрый, смачный, похожий на шлепок. Пальцы якудза разжимаются, тесак со звоном падает на храмовую мостовую. Через мгновение за своим оружием следует и сам хозяин. Даже с такого расстояние ясно — не жилец.
Еще никогда я не видел, чтобы подобным образом одновременно сокращали дистанцию, уходили с линии атаки и при этом успешно атаковали. Я не знаток кендзюцу, но сомневаюсь, что это обычный прием, особенно, если учесть повышенный вес тренировочного субурито и ту сверхчеловеческую скорость, что продемонстрировал Акихико. Даже мне, находясь на большом расстоянии, с трудом удалось разглядеть его движения. Что уж говорить о якудза, которые стояли всего в паре метров от командира босодзоку. Должно быть в их восприятии все это выглядело, как единое смазанное движение. Вот сопляк босодзоку со страху чуть не падает господам из якудза в ноги, а вот берет себя в руки и вновь возвращается в вертикальное положение. И так бы все и было, если бы не одно «НО», что валяется бездыханным трупом на храмовой мостовой, заливая ту кровью из смятого, грубо разрубленного посредине лица. Но якудза, не были бы якудза, не имей они яиц. К их чести, они даже не дрогнули от столь скорой расправы над товарищем, а наоборот — набросились на Акихико, готовые порезать борзого сопляка на сашими.
Только этот самоотверженный порыв не заканчивается для них ничем хорошим. Первый якудза ловит скользящий удар боккеном куда–то в область уха, отчего уходит в грогги, его ноги «пританцовывают». Второй пытается воспользоваться тем, что красноволосый открылся во время выпада, и тыкает острием вакидзаси Акихико в живот. Но командир босодзоку с лёгкостью читает намерения главного якудзы и своевременно скручивает корпус, пропуская лезвие по касательной. После чего наносит ответный удар по кисти, которая сжимает рукоять сёто. Это конец, дальше без шансов.
Отлетевший в сторону, вакидзаси со звоном задорно «скачет» по брусчатке, а его бывший владелец, стоя на коленях, баюкает сломанную кисть, с неподдельной ненавистью, гладя на командира босодзоку, который заносит тренировочный меч для заключительного удара. Взмах боккена и зубы якудза, превратившееся в кровавое крошево, оскверняют храмовую площадь, а сам он валится навзничь, повторяя незавидную судьбу своего товарища.
Оставшийся на своих двоих якудза, отошедший от состояния грогги, нападать не спешит. Могу его понять, храбрость и идиотизм — разные вещи. Только что командир босодзоку доказал, что находится на совершенно ином уровне. Понимая это, якудза вместо эскалации конфликта в котором ему ничего не светит, меняет тактику — переходит к переговорам и что–то говорит замершему на месте Акихико. Тот несколько секунд внимательно слушает своего визави, а затем презрительно от него отмахивается и направляется обратно к своему байку. По лицу якудза расползается заметное даже отсюда облегчение и он споро принимается заталкивать тела своих подельников внутрь салона Тойоты.
В отличии от вальяжного прибытия тройки якудза, когда Тойота Сенчури величаво и неторопливо вкатывалась на площадь, демонстрируя всем своим «поведением» важность собственных хозяев, в этот раз автомобиль срывается с места стремительно и даже как–то суетливо. Водитель во всю вдавливает педаль газа, опасаясь того, что вспыльчивый Акихико может в любой момент изменить свое решение о помиловании.
Представление закончилось, а значит делать мне здесь больше нечего. Иначе я рискую попасться на глаза кому–нибудь из босодзоку. Их внимание более не приковано к разборке своего молодого боса с ребятами из якудза, поэтому они легко могут заметить мутного мальчишку, трущегося неподалеку.
— Стоять, крысёныш, далеко собрался?
Накаркал! Кто–то позади крепко прихватывает меня за волосы — в последнее время это становится дурной традицией, нужно поскорее обкорнать свои блондинистые патлы.
— Эй, парни, смотрите кого я нашел. Мне попался маленький недзуми*, да еще и хафу. Два в одном — БИНГО! — босодзоку, похохатывая, тащит меня в сторону кучки байкеров.
