Сама не заметила, как вскочила, на себя почему-то в зеркало глянула, волосы причесала вообще от чего неведомо, да и с разбегу, прямо из избы рывком перенеслась к лешему и аспиду, да своею силушкой, клюка то у лешего была.
Да неловко тропой заповедной воспользовалась, выскочила аккурат позади аспида, и в него влетела бы со всей дури ведьмовской, да леший, друг сердешный, от той беды удержал, правда и с ним столкновение тем еще удовольствием было — быть теперь шишке у меня на лбу, вот точно быть.
— Веся, случилось чего? — встревожено леший спросил.
— Случилось? — вопросила, шишку потирая. — Да нет, ничего.
А сама в сторону, да и давай оглядываться.
И своим зрением, и змеиным, и совиным, и к земле ладонь приложила, и даже ухо прижала следом.
— Весь… — напряженно леший позвал.
— Одну секундочку, лешинька, — отозвалась я, вторым ухом к земле прикладываясь.
Никого!
То есть вот он аспид, вот мой леший, вот моровики призрачными покрывалами колышутся, а архимагов никаких тут нетушки!
— Все ли в порядке с тобой, хозяйка лесная? — с легкой насмешкою в голосе, вопросил аспид.
Глянула на него сурово, ухо от землицы оторвав, да и снова к земле припала.
— Все хорошо, — ответила раздраженно.
Но на том не успокоилась.
Встала на колени, быстро пальцем круг нарисовала, в нем пентаграмму алхимическую, и ударив по ней ладонью раскрытою, произнесла магическое:
— Er perspicuitat!
Пентаграмма вспыхнула сине-фиолетовым всполохом, по лесу моему разошлась эхом магического колебания, да и вернулась.
Не было тут никого.
Все кто был, со мной рядом стояли, наперечет каждого назвать могла. Села я, как была, прямо там и села, задумалась крепко.
Оно конечно как — показаться могло. Определенно могло, потому как я карту пространственную глазами того молоденького мага видела, возможно сам Агнехран там рядом был, может в шагах десяти, или за стеной, тогда свечение объяснимо. Потому как будь он здесь, я бы увидела. И на территории всего моего Заповедного леса — увидела бы. У меня увидать много возможностей было — и ведьмовской силой, и птичьим взором, и силой ведуньи, и деревьями, и даже сырой землей матушкой. А как все эти возможности результата не принесли, вот до запрещенной магии опустилась. И все равно ничего.
— Послушай, хозяюшка, — вдруг произнес аспид, — а не подскажешь ли, что это сейчас тут было?
Глянула я на аспида, да и соврала непосредственно, аки дитя невинное:
— А так, силушку лесную применила.
Поднялась легко, платье отряхнула, кашлянула смущенно, да и спросила то, о чем вот с момента боевых действий и думаю:
— Вопрос меня тревожит один, аспидушка, от чего ты вампиров оставил с анчутками? И те и другие опасны, да кровососущи, хотя анчутки по правде говоря плотьедущи, но не суть. А вот волкодлаков отправил с ауками. По правде сказать, сие странным мне показалось. Ну что ауки могут-то, кроме как в смятение врага ввести, сутолоку с паникой посеять? Да и волкодлаки-то, в своей человеческой форме, не так уж и опасны. Скажешь чего может?
Аспид странно на меня посмотрел. Опосля на контур алхимический, который еще слегка светился светом магическим. Ну я так осторожненько туфелькой и притоптала сияние как огонь потушив, вроде как и не было ничего, и опять взглядом большим вопрошающим на аспида воззрилась.
Тот на меня все так же глядит. Темный весь, страшенный, только глаза синие, даже в сумраке.
Но вздохнул, да и сообщил мне, недогадливой:
— Ты правильно подметила, хозяюшка лесная, вампиры с анчутками сила опасная, а вот волкодлаки с ауками — скорее отвлекающая. От того нежить основной удар сосредоточит на отряде Гыркулы, и таким образом максимально отдалится от севера, и исходной точки моего удара. Еще вопросы?
Головой покачала отрицательно, а на душе тревожно то все равно.
— Два лешака прорываются к Гиблому яру, — сообщила, через реку на темный лес взираючи. — Магов уведомила, авось и перехватят. Сама… не могу.
— Сама и не лезь! — вдруг как-то резко, приказным тоном произнес аспидушка.
Я аж вздрогнула, да поглядела на него не то чтобы испуганно — недоуменно скорее, да подозрительно.
Осознал аспидушка, что не на ту ведьму голос повысил, склонил голову, да промолвил покаянно:
— Прости, лесная хозяйка, время перед боем, нервы на пределе. Однако повторюсь — сама не лезь. Погибнешь ты — падет твой лес, вслед за ним и река с водяным. А тогда не останется у всей нечисти и шанса на выживание. На тебе сейчас все держится. И коли мы потерпим неудачу, у тебя иных воинов новый отряд завсегда найдется, а коли тебя не станет…
— О том ведаем! — перебил его леший.
И меня спросил со значением:
— Весенька, тебе тропу заповедную к избе открыть?
— Да нет, — вздохнула печально, — к Заводи.
— Водя с тобой, — тут же догадался леший.
Кивнула.
На душе грустно, муторно и страшно. И уходить страшно тоже — не знаю, что аспид задумал, знаю что в два полуночи вытащу его, хочет он того или нет, а уходить все равно… боязно.
И тут аспидушка вдруг спросил, да проникновенно так, вкрадчиво:
— С водяным стало быть, ночь коротать будешь?
— С кем же еще, — отмахнулась раздраженно.
Помолчала, на реку взглянув, да и за реку тоже, и все же сказала:
— Ты, аспидушка, свое дело знаешь, я понимаю, да только и ты меня пойми — не могу я вот так вот, вас, войско свое, оставлять без пригляду на растерзание. Не могу, не по мне это. Контролировать буду, и я и водяной, коли потребуется — поможем, чем сможем. Но одних не оставим.
Сверкнули глаза аспида, да так, что я на реку глядеть перестала, на него воззрилась недоуменно, да тут господин Морут вмешался. Подплыл, приведением жутким, между мной и аспидом остановился, да и молвил:
— Вампирам и волкодлакам, коли сочтешь нужным, помоги, твоя воля, а вот в наш бой, хозяйка лесная, вмешиваться не смей. Все обсудили, все оговорили, обо всем ведаем. С нами бадзулы и злыдни, сама ведаешь — на многое способны. И неуязвимы. В нашем бою, твое вмешательство, хозяюшка, только вред принесет.
И не скажешь ведь ничего.
Молча отступила я от Морута, молча леший мне тропу к заводи открыл, молча к водяному вышла я.
Водяной чистил кедровые орешки, и передавал мне, видимо, чтобы уберечь мои ногти. Мудрый ворон молча клевал мясо, да с таким видом, что мы даже не спросили откель взял-то. Ученый кот терзал рыбу — водяной ему пожаловал. Домовой жевал поганки, целое лукошко откуда-то принес.
