А кем был?!
— Изыди! — прошипела я раз в двадцатый, наверное.
Чаща мигом исчезла, один токмо листочек и виднелся из-под закрытой двери, но этот листочек был настороже, да не просто на стороже — выжидал он.
— Изыди, я сказала!
Листочек нехотя убрался, скользнув в щель под дверью.
Аспид фактически сказал Лесе «фас» и вот теперь чаща радостно взялась выполнять команду. И, главное, вообще слушаться перестала. Бесит.
Посидела за столом, глубоко дыша, подержала пальцы у висков, стараясь в себя прийти да успокоиться, опосля на блюдце серебряное поглядела, яблоко по нему пустила и произнесла имя ненавистное:
— Тиромир.
Несколько секунд туманилось пространственное окно, затем мигнуло серебром и взглянули на меня глаза голубые, черным углем подведенные.
Тиромир… Широки его плечи, подбородок квадратный героический, взгляд прямой, да в глазах ненависть.
— Валкирин!
Произнес, что сплюнул, утереться захотелось.
Но лишь выше подбородок вскинула — прошли те времена, когда этот маг мог сделать мне больно. Больше не может. И уже никогда не сможет.
— Ты позвала, — между тем продолжил Тиромир с издевкою. — Неужто понадобился, Валкирин? Сейчас. Спустя столько лет. Спустя столько обманов!
Я лишь улыбнулась. Что сказать? Чем ответить?
Он верил, что это я бросила его, сбежала перед свадьбой с другом его лучшим, что я предала, а Кевина убила и тем в силу вошла. Вот та правда, которую ведал он. Один нюанс в его правде был — это я забрала снятый им обручальный браслет. А потому да, все выглядело именно так: я сбежала перед нашей свадьбой со своим полюбовником, я предала его, я его бросила.
— Смысла нет прошлое ворошить, — спокойно сказала.- Вопрос у меня к тебе, маг Тиромир.
Да и замолчала. Тиромир был мне врагом. Исконным, ярым, яростным, а потому слова подбирала я осторожно, и информацию следовало под контролем держать, чтобы ничем лишним не обмолвится.
— Так значит, — Тиромир усмехнулся издевательски и одной этой усмешкой так мать свою напомнил. — Валкирин, ты меня дураком набитым перед всей столицей, перед всем миром выставила! Ты друга моего ближайшего, мне дорогого — сгубила. Ты…
Договорить я не дала, перебила спокойственным:
— Тиромир, а помнишь, гуляли мы с тобой и Кевином как-то близ театра?
Маг умолк, с ненавистью взирая на меня.
— Мм, — протянула задумчиво, — мне тогда лет сколько было? Шестнадцать-семнадцать? Не помню точно. Одно вот только в памяти вдруг возникло — возвращались мы с премьеры той примы театра, коей до того усы на всех афишах малевали. Шумно было, многолюдно, фонари ярко горели, экипажи подъезжали, и был там мужчина. Имени не знаю, лица не помню. Мы карету твою ждали, а этот мужчина помог своей даме, актрисе той, сесть в экипаж, на нас поглядел да сказал сурово, что экзамены у вас впереди и следовало бы учебой заняться, а не художествами. Кто это был?
Тиромир хотел было ответить издевкою, но вдруг осекся, замер. Призадумался. А затем неверяще произнес:
— Я не помню.
Помолчал, да и добавил:
— Я лица его не помню. Слова — да, карету дорогую, спутницей его точно была примадонна театра, такую не забудешь, с цветами… точно — розами алыми да в красном платье, ее припомнил отчетливо. А мужчину… нет.
И на меня поглядел вопросительно, даже ненависть схлынула.
Оно и понятно — он маг, память у него отменная, магам-то память тренируют сызмальства, и вот то, что он и вдруг лица не припомнил, это уже интересно до крайности.
Неужто аспиды не вымерли, а живут себе преспокойственно среди людей, скрываясь крайне умело? Настолько умело, что боевой маг, гордость школы, и тот лица его не упомнит, а значит — не видел!
— Валкирин… — вдруг позвал меня Тиромир.
Враждебно на него взгляд подняла. А потому что недруг он мне, и я это теперь знаю. А он… он знал другое.
— Почему ты меня бросила? — и в голубых глазах бесчувственного мага, вдруг показалась боль.
Не поверила бы, никогда не поверила бы, но я ведьма, я такие вещи вижу. А вот отвечать… Отвечать мне не хотелось, и рассказывать, и доказывать. Отболело.
И потому сказала я лишь одно:
— А почему ты браслет обручальный снял, Тиромир?
И побледнел маг. Как полотно белый стал. Да взгляда моего не выдержал, глаза опустил, и лицо будто окаменело, только на скулах желваки ходуном ходят.
Ну вот и все. И объяснять ничего не нужно.
Потянулась я за яблочком наливным, связь разорвать, да только вдруг вскинулся Тиромир, и торопливо, словно жизнь свою пытался возвернуть, выпалил:
— Ты бы выжила, Веся! А я стал бы магистром, и сумел бы защитить нас обоих! Я ради нас на это пошел! У тебя же нестабильный дар был! Что ты могла, Веся? А ничего! Прирожденная ведьма с нестабильным даром! Два всплеска силы за всю жизнь! Последняя по успеваемости в школе! Без перспектив и потенциала! Но мне было плевать на это, Веся, мне всегда было плевать, мне ты нужна была. Такая как есть! Только ты! А ты… Ты выбрала другого! И ради чего? Оглядись — ты живешь в прогнившей избенке посреди леса! Вокруг тебя одни нелюди! И это твоя идеальная жизнь? Ты всегда любила столицу, гулять по улочкам старого города, прорваться с боем на премьеру в театре, наслаждаться запахом кофе из кофейни на углу, ты… Ради чего?
Помолчав, я спокойно взглянула в его глаза и ответила:
— Говоришь, я бы выжила? Тиромир, ты снял обручальный браслет. Ты. Его. Снял. Мы ведь оба знаем, что это было мерой предосторожности на случай, если на алтаре я все же не выживу.
И маг опустил взгляд.
Я улыбнулась с горечью, потянулась за яблоком и прервала связь.
Несколько секунд сидела, глядя вперед и не видя ничего… но больно уже не было. Отболело. Ушло вместе с последним вздохом Кевина. Все ушло. Осталась я, только я и ответственность за лес, ставший мне домом.
И тут яркой вспышкой вдруг вспомнилось:
«Да как же ты вообще в этом жестоком мире появилась такая?!»
Мы так часто не ценим то хорошее, что происходит в нашей жизни и понимаем, что потеряли — лишь потеряв… Вот так и я. Был у меня охранябушка, а теперь нет его, потеряла. Ведь могла спасти. Остановить могла. Задержать в своей жизни хоть на денек-другой, и все ведь тогда было бы по-другому. Не погибли бы волки, не полезла бы я в Гиблый яр так вот, по глупости, но с другой стороны Ярина погибла бы, а я об том и не узнала бы никогда.
Вот так, стоит оглянуться на всю свою жизнь, и не знаешь, что лучше-то.
И вдруг яблочко наливное, что держала в руке, из пальцев выскользнуло, само по блюдцу серебряному закрутилось, затуманилось серебро и взглянули на меня глаза синие-синющие, как летнее небо перед грозой.
