Чудище глубинное явилось, блестя в лунном свете, да щупальце ко мне протянуло — ступила осторожно к нему, в воду по колено заходя, вздрогнула, когда щупальце обхватило поперек живота, а дальше уже не так страшно было.
Кракен плыл рывками, а меня держал по пояс в воде, или поднимал вверх, когда очередной рывок совершал.
Плыл быстро, за несколько минут, у Гиблого яра оказались. Я направляла, а потому высадил меня монстр чуть левее от места высадки войска моего войска. Но не уплыл, рядом остался, щупальцами вокруг меня заслон выставив — Водя знал, чем рискую, вот и берег.
«Веся», — позвал леший мысленно.
И получилось, я услышала. Ярина моей связью с лесом была, на Ярине связь и держалась. И держа кошку древесную на руках, я опустилась на землю и попросила:
— Покажи, все покажи.
И едва глаза закрыла, хлынуло в меня все существо Гиблого яра, вся мощь, и вся тяжесть. Да такой силы был этот погибший лес, что не сиди я на земле — упала бы. А так лишь рукой уперлась, чтобы усидеть — на этой траве лежать было опасно. Понимала это и Ярина — оплела ладонь мою, а следом и меня лианами, так словно сижу я на лежанке со спинкой, и на спинку эту опереться можно было, а то для меня большим облегчением стало.
Села удобнее, глаза закрыла, да вновь вдохнула жизнь этого леса и почувствовала все, весь лес. Как если бы по мне нежить бежала, да по мне уверенной поступью шел аспид, я все чувствовала, но увидеть не могла.
«Я послал филина, знаешь его — крыло ему по весне лечила», — сообщил леший.
«Спасибо»…
Рывок и я вижу все глазами филина.
Черно-белым лес видится, темными фигуры по нему следующие, да чернее всех нежить, от того тяжело разглядеть ее, тяжело различить, лишь инстинкты птичьи и дают понять — не чисто дело тут, опасность великая. Великая, да только… не согласованная, разрозненная и нервная. Оно и было от чего нервничать — лесные ведуньи мчась к своей убийце Велимире, от нежити требовали подчинения и чтобы тоже мчались умертвия ведьму убивать, да только у нежити свои инстинкты имеются, и каждый раз, когда слышали они рев да вой аук, что имитировали нежити крик, то и останавливались. Дилемма у них была — с одной стороны к окраине леса бежать надобно, ведуньи требуют, а с другой рев от реки раздается, а значит туда бежать надобно-то. Но и третья сторона в этом была — ведуньи тоже крик слышали, от того медлили, хотели дождаться подкрепления, не ведая, что не воинство мертвое там, а фантом-обманка. Умен аспид, ох и умен, хоть сиди, да и восхищайся — разобщил он нежить, ослабил, растянул по лесу, заставил в инстинктах нежить сомневаться, и теперь бери и уничтожай умертвия хоть мечом обычным.
Вот только права я была — Велимира стоять да смерти ждать не собиралась.
Она, именно она убила ведунью Гиблого яра, она ее погубила, а потому… потому именно Велимира и силу ведуньи этого леса и имела. И силу, и власть. И сейчас, чувствуя что происходит, Велимира призывала подвластную ей Заповедную чащу. И зов становился все сильнее! Велимира была ведьмой, и как ведьма, она чащу не ощущала, только власть свою над ней чувствовала, и потому не ведала — не до боев сейчас Ярине, не до сопротивления, Заповедная чаща ныне на соломинке держится. И вот любая ведунья бы это поняла, а ведьме то неведомо, да и не интересно, плевать ей на чащу, и на лес этот тоже. Велимира как квинтэссенция зла — оголтелого, безжалостного, бессмысленного зла.
— Держись, — мне вслух того говорить не надобно было, чаща моя и мысли мои услышит, если обращусь, но я сказала, мне так проще было.
Сказать-то проще, а вот что делать я не знала, и времени на раздумья у меня не было.
Велимира звала, зов нарастал, зов становился сильнее. Сколько еще продержится Ярина? Минуту, две, может три, а после подчинится ведь, и, подчинившись, погибнет — беречь ее ведьма не станет, и о сохранности ее не подумает даже.
Вмешаться, но как? Магии моей не хватит. Магию леса использовать я не в праве — моему лесу Заповедному то не пойдет на пользу, и так неведомо на чем держимся, на упрямстве моем одном. А самой в бой вступить то дело гиблое — не противник я Велимире, а коли я погибну и лес мой падет.
И что делать-то?
По здравому размышлению следовало мне назад вернуться, да Ярину магией своей не удерживать — знаю ведь, что не удержу, не в моей власти то. Остановить бой-сражение? А тоже не выйдет — уж коли начала Велимира чащу призывать, то не остановится, покудова не призовет.
И что же делать-то? За какую соломинку спасительную ухватиться?!
И тут вдруг как молнией ударило — соломинка! Мне нужна была соломинка! В смысле клюка! Клюка ведуньи лесной — проводник силы прямой! Многое ведунья без клюки может, да с клюкой в десятеро больше! И главное то вот в чем — Велимира клюки не имела. Бесновалась, бесилась ведьма-то, но клюки при ней не было. Клюка осталась у ведуньи, да только той ведуньи уже и не было, видать сгинула, да сгинула давно, а клюка? Клюка где? Коли сгорела — пепел должен остаться. Сгнила? Сила ее в воде и траве значит. А унести из Гиблого яра не могли ее, клюка она к лесу накрепко привязана, а значит здесь она!
— Ярина, — прошептала я, мокрую пожухлую траву рукой сжимая, — клюку ищи.
Доверяла мне чаща Заповедная. Всей душой доверяла. От того и за мыслями моими потекла, как капли дождя в ручеек стекают, в единое русло вливаются. Вот так и сила наша потекла — каплями незримыми, нитями неощутимыми, потоком незаметным. Мчалась по нам нежить растерянная, топали по нам ведуньи взбешенные, ступали по нам воины мои да маги Агнехрановы, а мы искали, не отрываясь, не отвлекаясь, и не думая. Одна цель была, на иное не распылялись. И яр Гиблый прочесывали, весь как есть, весь каков был, вдоль реки, у подножья скалистых гор, в низинах уже занятых моими болотниками болот.
Искали, искали, искали.
Я дышать забывала, Ярина уж дышала на ладан, но занятая единой целью, сопротивлялась зову Велимиры, всеми силами сопротивлялась. А я всеми силами искала магию, крохи ее, капельки, осколки, щепки, пепел…
И вдруг нашли!
Ярина первая уловила, а я за ней устремилась да и увидела — на самой окраине леса, в ста шагах от беснующейся ведьмы в ловушке, подле мшистого пня, что еще территорией Гиблого яра был, она и лежала. Да так лежала, что видно было — не уронили ее тут, не бросили, сама вернулась, из сил последних возвернулась в лес родной, тут и гибла, и погибла же почти.
Да только у меня не забалуешь. В смысле забалуешь-то, я не против, но точно не погибнешь — супротив я погибели всяческой, и как ведьма, и как ведунья супротив! И коснулась моя магия клюки гниющей, да хоть и почти разложилась та, а силой ударила так, словно моя собственная, в идеальном состоянии пребывающая.
Я взвыла. В голос. Подскочила, Ярину удерживая, да запрыгала, чтобы не взвыть повторно — в этом лесу выть опасно было, глядишь какая нежить сомневающаяся сомнения то отбросит и моей воющей персоной закусить возжелает. От того дальнейший танец боли происходил в полном молчании и потрясании правой рукой, которой от клюки-то и досталось. Да так досталось, что поняла я — правой рукой не сдюжу, мне ее вообще лечить придется похоже.
