— Не отвлекаться! — рявкнул леший.
Я быстренько вид прилежной ученицы приняла, и сижу, слушаю его внимательно, не отвлекаюсь. Но больше всего мысли мои сейчас были об… Агнехране. Самый большой удар не на аспида и воинов моих пришелся, самый большой удар нанесли по магам. Ведуньи это сила, и это расчетливость. Вот они и просчитали все вероятности боя, и поняли — первостепенной задачей уничтожение Велемиры является. И тогда перекинули свои силы ведуньи, им это не сложно, они тропами заповедными пользуются, и попытались прорваться к ведьме, что отняла их жизни. В этот момент я вмешалась, и ведуньи кинулись к найденной мной клюке заповедной, в надежде силу свою увеличить. Оно то просто было — выпить силу у клюки куда проще, чем призвать, да к себе привязать. Но эту битву выиграла я. Эту и другую, о которой только я и догадывалась — Велимира не знала о возможностях клюки заповедной, просто не знала, иначе призвала бы сама и ей то далось бы легко и просто. А вот последствия… о последствиях подумать страшно.
— Ну и о чем задумалась, голова моя бедовая? — прорычал леший, оказавшись совсем рядом со мной.
— А об том, лешинька, что иногда мне просто везет, — сказала честно.
— Сам поражаюсь, — леший тяжело опустился рядом, пододвинув клюку. — Только одно меня тревожит, Веся, что делать будешь, когда везение-то закончится?
— Не знаю… — прошептала я.
И леший того тоже не знал.
— С магом твоим озабоченным что? — спросил мрачно.
Я руку протянула, к клюке притронулась, да не видно ничего. И ведуньи и нежить Гиблый яр покинули, а потому и мне были не видны.
— Не знаю, — и сердце сжалось так. — Не знаю, что с ним. И где он не знаю тоже. Кровь чувствую, кровь, что на опушке леса Гиблого пролилась, и кровь та человеческая, а увидеть ничего не могу.
— Ох, Веся-Весенька, — вздохнул леший.
— А что, если поги… ранен? — о смерти думать не хотелось мне.
— Сама в то веришь? — прямо друг верный вопросил.
Вспомнила я архимага, силу его, как с ведьмой самой сильной из всех ведьм, разобрался влегкую, да ведьмака же поймал, тоже без труда. Силен был Агнехран, очень силен… но это Гиблый яр, он не силой берет, а коварством и подлостью.
Вздохнул устало леший, да и спросил:
— Что с клюкой было смотреть станем?
Мы могли. Всю жизнь ее просмотреть могли, всю как есть, вот все чему клюка была свидетелем, вот ровно то же и мы могли увидать. Да не хотелось мне, никак не хотелось. Хватило того, что моя первая клюка нам поведала, и страшно то было — умирала моя коллега по лесу Заповедному в лесу, клюка с ней рядом была да свидетельницей стала и смерти, и гниения, и трупа разложения. Хорошо у меня сон ведовской лесом заполненный, а иначе от кошмаров и не спала бы вовсе.
— Не хочу я, лешинька, — призналась с содроганием.
— Ладно, сам гляну, — принял решение леший.
Хорошо лешего иметь, на него завсегда положиться можно. И я положилась. Лешинька клюку Гиблого яра взял, сжал дланью могучей, глаза закрыл.
А потом леший молчал. Хмурился и молчал. Долго молчал. И вот пока гневался да негодовал, оно как-то поспокойнее было, а теперь, когда молчал… морозец по коже пробирал так ощутименько, и напряжение. И испереживавшись, уж хотела сама посмотреть, что было, но леший клюку от меня отодвинул, и сказал властно:
— Не лезь.
И я лезть не решилась. Леший меня берег, как мог берег, от всего, что возможно оберегал, я то ценила всем сердцем, а потому не полезла. В молчании дождалась, пока леший заговорит.
И он сказал:
— Веся, а помнишь, злилась ты, на программу учебную, и на экзамены с зачетами, а пуще на правила, что соблюдать была обязана?
Ну, кивнула я, такое ж не забудешь.
А леший глаза открыл, мне в глаза посмотрел, да и сказал:
— И правильно гневалась, Веся, видать всем нутром чуяла — погибель в тех правилах! А знаешь от чего гибельны они?
Не знала я.
И тогда леший сказал:
— Велимира их составляла, Веся, Велимира!
Я бы расстроилась, да и прозвучавшее оно чудовищным было, но… это оказался тот приятный момент, когда я вдруг подумала о себе.
— То есть экзамены теперь можно не сдавать! — просияла я.
Лешинька на меня посмотрел внимательно. Мне даже стало совестно, но совсем немного.
— Но ведь экзамены-то теперь можно не сдавать? — уже полувопросила.
Леший нахмурился, но был вынужден признать:
— Так, если подумать, то можно и не сдавать, — понуро произнес он.
А больше мне говорить ничего не стал, а я малодушно и не спрашивала. Не хотела я знать, совсем не хотела.
— Не серчай, — вдруг сказал леший, — а только ведьму эту пусть на части мертвяки рвут, заслужила она не одной смерти, а с десяток самых зверских смертей.
Опустила я взгляд, голову понуро свесила, а все ж сказала:
— Не мне ее судить, лешинька.
— А если не тебе, то кому? — прямо леший вопросил.
Лучше бы серчал, да негодовал далее.
— Раньше бы сказал, что ведьмы с ней пусть разбираются, а теперь так скажу — если ты ее не уничтожишь, не уничтожит никто. Даже Агнехран не сумеет. Аспид может, возможно, да по поводу него сомнения у меня большие. А ведьму нужно уничтожить, Веся.
Опустив голову еще ниже, я ответствовала едва слышно:
— Лешинька, я не смогу.
— Потому что ведьма? — зло спросил друг верный.
— Потому что ведьма, — подтвердила тихо.
— Да, проблема, — нахмурился леший.
Это всегда было проблемой у нас с ним. Он говорил «Добей медведя, старый уже, ходит только мучается», а я схожу да и вылечу, и потому что сердце жалостливое, и потому, что ну что толку в Волшебном лесу, если в нем волшебства не творить?! Но потом от лешего пару дней тихариться приходилось, серчал он у меня, сильно гневался.
И тут вдруг Леся знак подала, да какой — из земли выпрыгнул саженец дубовый и давай на всех корешках как на лапках пританцовывать.
— Что? — спросила я, причины радости не понимая.
Леся тут же и продемонстрировала — на самом краю леса моего заповедного, да не со стороны деревень, что с лесом соседствовали, а со стороны полей, сидела девица в слезах да соплях. Рядом с ней на земле сверток пищал явно младенческого содержания. А девица, лицо мокрое рукавом утирая, вещала-ведала о происхождении дитя незаконнорожденного, и что мамка с тятькой назад с ребеночком не примут, и что делать ей нечего, кроме как отнести в лес, а там уж как лесная ведунья решит, таковой судьба дитятки и будет.
И Леся счастливая сложила из лиан восторженное: «Берем?»
