Начальник Ноорёского полицейского округа Турстейн Бюле и инспектор уголовного розыска Карл Бьёркен из Главного управления доггерландской полиции представляются друг другу, после чего договариваются, что Бюле присоединится к коллегам в “гостинице”, а Карен и Бьёркен проведут первичные допросы свидетелей из семейства Грот.
— Но прежде я хочу увидеть Стууба. Черт побери, когда же наконец явятся Сёрен и Кнут! — сердито бросает Карен.
— Спокойно, Эйкен. — Карл Бьёркен забирает с ее тарелки кусок испанской ветчины. — Они ехали на том же пароме, что и я. Наверно, отправились прямиком к месту обнаружения.
* * *
По дороге туда, где нашли тело Габриеля Стууба, Карен излагает факты, которые сама только что узнала от Бюле, а затем коротко подытоживает обстоятельства смерти Фредрика Стууба.
— Я уже в курсе, — говорит Карл. — Смеед переслал по мейлу твои отчеты, и на пароме я их просмотрел. Невеселое чтение, надо сказать…
Карен удивленно смотрит на него:
— Не знала, что ты такой чувствительный.
— Я имел в виду манеру изложения. Обычно у тебя не такой деревянный язык, я чуть не уснул.
— Смеед получает то, что заслужил, — коротко отвечает она. — Кстати, как ты умудрился так быстро приехать? Я думала, ты выходной, сидишь с детьми. Вдобавок слыхала, что у тебя грипп.
— Со вчерашнего утра температуры нет. Смеед позвонил сразу после разговора с тобой и спросил, не могу ли я отодвинуть отцовский отпуск на несколько недель, и уговорить меня выбраться из дома не составило труда.
— Долгие праздники с родней?
— С родителями Ингрид и с моими. А вдобавок трезвый Новый год. Не то что у тебя, как я погляжу…
Карл Бьёркен бросает многозначительный взгляд на ее экипировку.
— Ты знаешь, что у тебя в волосах полно блесток конфетти? К тому же ты хромаешь, — отмечает он, в очередной раз взглянув на нее. — Очень больно?
— Иногда вообще не больно. А сейчас очень. Вчера я совершенно напрасно вздумала потанцевать, а оттого, что сейчас приходится ковылять в этих сапогах, ничуть не легче.
Они останавливаются перед красно-белой пластиковой лентой, вьющейся на ветру. Два прожектора уже установлены, еще два ждут своей очереди по оставшимся углам огороженной площадки. На сей раз Ларсен тоже привез подкрепление, отмечает Карен, глядя на пятерых мужчин в защитных белых комбинезонах, которые тащат тяжелые сумки с оборудованием. Сам Ларсен с сердитым и сосредоточенным видом приказывает одному из полицейских ассистентов получше направить свет.
За пределами ограждения стоит еще одна знакомая фигура, тоже с сердитым выражением лица. Судмедэксперт отчаянно старается застегнуть молнию на внушительном брюшке и, когда Карен здоровается, лишь невразумительно ворчит.
— Мы не будем вам мешать, — говорит она. — Я просто хотела посмотреть, как выглядит место происшествия.
Не отвечая, Кнут Брудаль с трудом наклоняется за большой черной сумкой, поднимает ленту ограждения и идет прочь.
— Наш милый солнечный лучик, — фыркает Бьёркен. — Думаю, вон оттуда видно лучше.
Он кивает на пригорок по другую сторону ограждения, и, обойдя участок, они приходят к выводу, что он прав. Отсюда им отчетливо видно тело Стууба. Он лежит на боку, подтянув колени, руки по швам.
— Вероятно, сидел, прислонясь к стволу, когда ему перерезали горло. А потом упал на бок, — говорит Карен, заслоняясь рукой от света прожекторов.
— Или рухнул, когда его зарезали. Нет, вообще-то, скорей всего, ты права. Он умер мгновенно, иначе руки не были бы в таком положении. Орудие убийства не нашли, да?
Карен медленно качает головой, не сводя глаз с убитого. Наблюдает, как мрачный Кнут Брудаль с трудом опускается на корточки и начинает первичный осмотр тела. Если считать, что он негодовал, когда ему пришлось ехать сюда в связи с убийством Фредрика Стууба, то по сравнению с нынешним его настроем это сущие пустяки.
— Нет, не нашли, — отвечает она, — Турстейн Бюле сказал, что возле убитого не обнаружено никакого оружия, и я полагаю, мы тоже ничего там не найдем. — Она кивает на уступ пригорка, добавляет: — Вскрытие, должно быть, состоится уже завтра, — и, подняв брови, с невинной, как она надеется, улыбкой вопросительно смотрит на него.
— И ты, ясное дело, хочешь, чтобы на нем присутствовал я, а ты бы избежала этого зрелища? Хочешь, чтобы я любезничал с Брудалем под аккомпанемент хирургической пилы.
— Спасибо, очень рада, раз ты так великодушно предлагаешь, — быстро говорит она. — Я достаточно насмотрелась на днях. Пошли? Если я начну с Бьёрна Грота и его жены, ты можешь заняться их дочерью Мадлен и ее мужем. Они живут в Гудхеймбю, так что ты будешь там через пять минут. Я постараюсь опросить и Йенса Грота.
— А Уильям Трюсте и его жена?
— Подождут до завтра. С ним быстро не поговоришь. Он обожает рассуждать о солоде и сусле. К тому же на момент убийства Фредрика Стууба у него алиби.
— А мы уверены, что убийства взаимосвязаны?
— В данный момент я предпочитаю думать именно так.
Карен стискивает зубы от боли, когда в слишком больших сапогах неловко спускается с пригорка. Оказавшись внизу, она тотчас сует закоченевшие руки в карманы куртки и зябко поднимает плечи. Вот сейчас она бы не возражала против стаканчика виски. Односолодового, хранящегося в бочонках из-под хереса, или американского бурбона, все равно. Сойдет любое согревающее и болеутоляющее пойло.
37
Когда Карен стучит во входную дверь восточного флигеля, где проживают супруги, открывает ей сам Бьёрн Грот с большой матерчатой салфеткой в руке. Как и его сын, это крепкий мужчина, но не толстяк, хотя и на грани. Впрочем, в нем нет и следа коренастой полноты Йенса; каждый лишний килограмм высокой широкоплечей фигуры Грота-старшего вполне под стать его имени
[13]. Впечатление усиливает орехово-коричневая грива волос, в которой, хотя Бьёрну наверняка изрядно за шестьдесят, почти не заметно седины. Контраст с морщинистым лицом настолько велик, что Карен на мгновение спрашивает себя, а натуральный ли у него цвет волос.
— Нам до сих пор никак не удавалось поесть, — объясняет он. — Не возражаете, если мы закончим завтрак, пока разговариваем? Или, может быть, составите нам компанию?
Отклонив это предложение, она идет за ним через холл. Несмотря на высокий рост, в движениях Бьёрна Грота сквозит что-то грациозное, чуть ли не кокетливое. Ноги словно едва касаются пола, и Карен подавляет смешок, превращает его в покашливание, представив себе танцующего медведя. Они проходят в комнату, где под огромной хрустальной люстрой стоит массивный обеденный стол красного дерева с восемью такими же стульями. С длинной стороны стола сидит женщина лет шестидесяти. Когда Бьёрн и Карен появляются на пороге, она немедля отставляет бокал с красным вином, встает и идет навстречу.
