50
Толком не понимая как, Карен умудряется не съехать с дороги. Все инстинкты кричат: вытащи наушник! Она не желает слушать. Что бы там ни было, она знать не желает.
— Что стряслось? — спрашивает она и думает, слышен ли голос сквозь шум в ушах. — Неужели Сигрид? — шепчет она, зная, что не иначе как случилось самое ужасное. А то бы Лео не позвонил.
На этот шепот Карл Бьёркен реагирует незамедлительно:
— Сверни сюда. — Он показывает на столб с логотипом автобусной компании. — Делай, как я говорю, Карен.
Решительный голос заставляет ее подчиниться. Она резко тормозит и сворачивает на автобусную остановку.
— Алло! — слышится в ухе голос Лео. — Ты слушаешь? На линии жуткие помехи.
— Что случилось?
— Она сильно избита. И напугана. Сидит на кухне, а избили ее по-страшному.
— Кто ее избил? Если это тот поганец Сэм, я ему…
Воспоминания о бывшем бойфренде Сигрид мелькают перед глазами. Три месяца прошло с тех пор, как они расстались, но Карен знает, что Сэм по-прежнему звонит и уговаривает Сигрид вернуться. Она прямо воочию видит долговязого тощего юнца: еще больше татуировок на руках, чем у Сигрид, еще больше пирсингов и такие же длинные черные волосы. Самуэль Несбё в самом деле выглядит устрашающе, но Карен никогда не думала, что он способен на насилие.
Пока мысли кружат в голове, она рассеянно отмечает, что Карл вынул из зажигания ключи и открывает свою дверцу. В трубке снова голос Лео:
— Сэм? Ты о чем, черт возьми? Ясное дело, ее муж. Этот хренов Бу или как его там.
Все замирает, как во сне. А через секунду тревога сменяется яростью.
— Эйлин, — тихо говорит она. — Бу избил ее?
— Да, черт побери. Она забрала детей, и, по ее словам, только вопрос времени, когда эта сволочь заявится сюда.
— Еду, — говорит Карен. — Но я буду у вас только через несколько часов. Немедленно позвони в полицию и…
— Она не хочет, — перебивает Лео. — Говорит, что сбежит отсюда, если мы вызовем полицию. Мы с Сигрид пытались ее уговорить.
— Ей нужен врач?
— Она и врача не хочет. Твердит, что переломов нет.
— Ты говорил с Марике?
— Нет, сперва позвонил тебе.
Стиснув зубы, Карен размышляет, тем временем Карл твердой рукой ведет ее вокруг машины к пассажирской дверце. Если Бу заподозрит, что Эйлин поехала домой к Карен, он может явиться в Лангевик в любую минуту. И если они попытаются уехать, то рискуют встретиться с ним по дороге.
— Оставайтесь там. Запри все двери и окна и проследи, чтобы Эйлин и дети находились наверху. Она приехала на своей машине или на такси?
— Сама была за рулем. Не знаю, как она умудрилась доехать, но…
— Отгони машину, — перебивает Карен. — Езжай по щебенке мимо моего дома до разворотной площадки, там сверни налево по плоским камням и вниз в ложбину у холма.
— По камням? — уныло говорит Лео.
— Мой папа когда-то разворачивал там прицеп, так что я знаю: если действовать осторожно, то все получится. И машину там никто не увидит.
— Хорошо, — говорит Лео напряженным голосом. — Еще что-нибудь?
— Задерни наверху шторы. Внизу, наоборот, лучше, если вы с Сигрид будете на виду. Но дети и Эйлин пусть до моего приезда сидят наверху. Машину отгони прямо сейчас. И позвони мне сразу, как отгонишь.
— Что там стряслось? — спрашивает Карл, садясь за руль.
— Подругу избил муж, — глухо отвечает Карен. — Черт, я должна была заметить, к чему все идет!
Она с силой ударяет кулаком по бардачку, даже крышка откидывается. Потом бросает взгляд на часы.
— Паром из Люсвика отходит через двадцать восемь минут. Успеем?
Карл молча жмет на педаль газа.
* * *
Они успевают. Последними загоняют машину на борт парома, и Карен бессильно стоит на кормовой палубе, глядя, как огни Люсвика нестерпимо медленно тонут во мраке. Она глубоко затягивается сигаретой, а перед внутренним взором стоит дом в Лангевике. Ее дом, где она всегда чувствовала себя в безопасности, несмотря на уединенное местоположение. Последний дом в городе, до ближайшего соседа как минимум две сотни метров, думает она, нащупывая в кармане связку ключей.
Впервые за много лет ей вспоминается табельный пистолет, запертый в шкафу на верхнем этаже. Она стреляла из него при исполнении один-единственный раз, и тогда хватило предупредительного выстрела.
— На твоем месте я бы позвонил коллегам, — говорит Карл, отмахиваясь от дыма.
— Лео говорит, она тогда уедет. Она и в полицию вряд ли заявит.
— Почему? Боится полиции?
— Она боится его. У него связи в верхах.
– “Связи в верхах”? Мы что, говорим о самом Боге-Отце?
— Да нет. Всего лишь о Бу Рамнесе.
— О том самом Бу Рамнесе? Знаменитом адвокате?
— О нем. Он в списках кандидатов от Партии прогресса на осенних парламентских выборах. По слухам, его прочат на пост министра юстиции, если оппозиция победит.
— От Партии прогресса? Не они ли ратуют за ужесточение борьбы с преступностью, за закон и порядок, за увеличение сроков наказания и обязательный пожизненный срок для рецидивистов. Черт их знает, может, они еще и смертную казнь ввести надумают.
— Не совсем, но близко к тому. Прежде всего они требуют увеличить число полицейских на улицах, так что многие наши коллеги голосуют за них. Рамнес, говорят, использует весь свой судебный опыт, чтобы привлечь голоса трусливых граждан.
— Н-да, тогда он реально сменил ориентацию. Ведь, по-моему, он обычно очень ловко избавляет всякую шушеру от тюрьмы.
— Только богатую шушеру. В основном экологических преступников.
— О’кей, но, по-моему, вам в любом случае надо связаться с полицией.
— Я и есть полиция, — говорит Карен, отбрасывая окурок. — К тому же нет уверенности, что он непременно заявится. Я не могу вызывать коллег в Лангевик, если эта сволочь спокойно сидит себе дома. Но сделаю все, чтобы уговорить ее заявить в полицию, — добавляет она. — На этот раз он не выйдет сухим из воды.
* * *
Паром наконец подходит к Турсвику, и Карен опять садится за руль. На сей раз она не обращает внимания на знаки ограничения скорости. Ровно через два часа высаживает Карла у ратуши в Санде, а еще через сорок минут сбрасывает скорость и огибает старую лангевикскую гавань. Настороженно высматривая любое движение и свет автомобильных фар, медленно едет по узкой гравийной дороге вдоль моря, минует редеющий ряд каменных домов по левую руку и лодочные сараи на другой стороне дороги. Снег хрустит под колесами, когда она с погашенными фарами неторопливо одолевает последний участок. Наклоняется вперед, глядит на дом. Лампы нижнего этажа освещают несколько метров двора, остальное тонет в кромешном мраке.
