Эмма с удовольствием рассмотрела бы этого дромадера получше, однако слуга (кстати, звали его Хашим) пал ниц перед троном и суетливо сделал знак Эмме, что и она должна повалиться ничком на землю.
– Прости, о Маймун, прости, о досточтимейший пуп земли! – взмолился слуга, не отрывая носа от каменного пола. – Прости, что я дерзнул в столь ранний час нарушить твой покой и покой твоей досточтимой бабушки! Однако эта девочка, одетая в диковинное платье, говорит, что принесла важное известие от Карима.
– От Карима?
Эмма увидела, что халиф наклонился вперёд и недоверчиво смотрит на неё.
– Оставь нас! – повелел халиф, и слуга тотчас удалился, непрестанно кланяясь.
– Может, и мне разрешите встать? – спросила Эмма. Эти каменные плитки на полу были очень нарядно изукрашенными, однако жутко холодными.
Халиф наморщил лоб… и кивнул.
– Дозволяю, встань! – сказал он. – Откуда ты явилась? Вид у тебя странный. Можно подумать, ты вылезла из мешка с мукой.
– Там, откуда я явилась, почти у всех такой цвет кожи, – сказала Эмма, так и не поняв, следует ли ей обидеться на слова халифа.
– В самом деле? – Маймун отбросил со лба прядь иссиня-чёрных волос. – Я слыхал о таких странах, но всегда был уверен, что всё это небылицы. – И Маймун, наморщив лоб, уставился на Тристана, который рычал и скалился на дромадера.
– Девочкам и собакам вход во дворец запрещён, – сказал Маймун. – Если собака укусит моего дромадера, я велю бросить её в темницу!
– Тристан никогда не кусается! – возмутилась Эмма, но Тристана всё-таки оттащила за хвост. – Просто он любит немножко попугать. Ну, ты будешь слушать известие, которое я принесла, или нет? – Эмма всё-таки начала терять терпение с этим халифом и про себя решила, что он противный, как бы ни расхваливал его Карим.
А Маймун с презрительным видом скрестил на груди руки:
– Если известие и правда от Карима… – Он сделал паузу. – То это известие от предателя! В трудный час Карим бросил наш Баракаш! Убежал от Сахима, как собака от льва!
– А вот моя собака ни от какого льва не убежала бы! – воскликнула Эмма. – И Карим тоже не убегал. Как тебе не стыдно так думать о Кариме! – С этими словами Эмма вытащила из-за пазухи зелёную бутылку и поставила её на пол.
Из бутылочного горлышка выползло облачко тускло-синего цвета и тут же приняло облик Карима. Джинн склонился в поклоне перед халифом, его разрисованной синими узорами бабушкой и дромадером.
– Карим! – Маймун вытаращил глаза – даже его брови скрылись под краем тюрбана.
И не успела Эмма подумать, как же он слезет со своего громадного трона, а Маймун уже перебрался на горб дромадера и с него, как с горки, съехал вниз.
– Где же ты был, Карим! – воскликнул Маймун, подбегая к джинну. – Сахим высушил наши фонтаны! Сахим украл моих фламинго и моих гривистых баранов! Все мои сокровища уволок к себе во дворец. Мои подданные, моя бабушка, мой дромадер и сам я – весь Баракаш теперь питается сухим чёрствым хлебом. А Сахиму приходят в голову всё новые и новые желания! О Карим! – Он бросился на шею джинну. – Как же ты мог бросить нас в беде! По сто раз на день призывал я тебя, Карим, но ты не появлялся!
– Теперь он появился, – сказала разрисованная синими узорами бабушка, поднимаясь со своей подушки. – Но посмотри, каким он стал! Он бледен, словно разбавленный водой сок синего винограда! Он тонок и худ, как нить из бахромы ковра!
Карим надул губы и окинул себя взглядом.
– Не моя вина, о бабушка лучшего из халифов, если я предстал перед вами в столь плачевном состоянии. Скорпионы Сахима похитили кольцо из моего носа, когда я спал. Ты же знаешь, все Синие джинны спят в полдень, когда солнце печёт так, что даже камни источают пот.
– Да-да, полуденный отдых Синих джиннов… – Бабушка Маймуна презрительно поджала губы. – Непростительное легкомыслие! Даже несмышлёные дети знают, что в полдень беспредельно властвуют Жёлтые джинны, у которых на уме только злые дела.
– Что случилось, то случилось, – упрямо отвечал Карим. – Сто дней и сто ночей морские волны швыряли меня туда и сюда, пока этот бледный цветочек, это дитя холодной страны… – тут он так низко поклонился Эмме, что она покраснела от смущения, – не вызволил меня из стеклянной тюрьмы. Эта девочка самоотверженно покинула свою родину, дабы вместе со своим черноносым другом оказать мне помощь и поддержку. Вместе мы сумеем вернуть моё кольцо! Клянусь, не будь я Карим Безбородый!
Маймун – как оказалось, ростом он был чуть выше Эммы – окинул её и Тристана удивлённым и недоверчивым взглядом. Однако на бабушку халифа слова Карима не произвели сильного впечатления.
– Ишь ты, поди ж ты! – засмеялась она. Эмма подумала, не очень-то это дружелюбно. – И как же вы хотите это сделать? Не будем забывать, что Сахим – самый могущественный из всех Жёлтых джиннов.
– Да, бабушка, зато Карим – самый могущественный из всех Синих джиннов! – возразил Маймун.
– Пусть даже сейчас и кажется, что это не так, – подхватил Карим и постарался хотя бы немножко надуться. Но вырос разве что на какие-то несчастные шесть сантиметров. Дромадер презрительно фыркнул и выплюнул, целясь под трон, несколько гранатовых зёрнышек.
– Ну, а что там с тарантулами Сахима? – спросила разрисованная синими узорами бабушка и сунула дромадеру жёлтый банан в жёлтые зубы. – Они ведь кусаются не хуже степной кошки – каракала! А скорпионы Сахима…
– Джиннам их яд не страшен! – нетерпеливо перебил Карим.
Эмма забеспокоилась:
– Что это за тарантулы и скорпионы?
Но на вопрос Эммы никто не обратил внимания. Только дромадер сонно взглянул на неё и Тристана.
– Ты, бледная тень настоящего Синего джинна, придержи-ка язык! – бросила Кариму разрисованная синими узорами бабушка халифа. – И послушай, что я скажу: ты спятил, если думаешь, что заберёшь своё кольцо из дворца Сахима с помощью девчонки, белой как мука, и собачонки, с лапами как сосиски!
Эмма хотела ответить этой толстой даме, сказав что-нибудь очень дерзкое, ну и что, что она бабушка халифа? Да хоть десять раз бабушка! Но не успела. В тронный зал прибежал стражник. Не добежав десяти шагов до трона, он бухнулся наземь, прополз на животе по холодным каменным плитам и замер, коснувшись макушкой первой ступеньки тронного возвышения.
