— Лучше в Ущелье. Это недалеко, сразу за Гумистой, — пояснил Быстроног и, запихнув кипу документов в сейф, направился к двери.
Остащенко, прихватив с собой недопитую бутылку с минеральной водой, присоединился. Дежурная служба у Быстронога была поставлена как надо, не успели они дойти до стоянки, как появился УАЗ и, взвизгнув тормозами, остановился перед ними. Дверца распахнулась.
Быстроног плюхнулся на переднее сидение и распорядился:
— Женя, едем в Ущелье!
— В какое, товарищ полковник? — уточнил он.
— За Гумисту! Не забыл, где это?
— А-а, понял! — подтвердил Евгений и, лихо развернув машину, утопил педаль газа. Николай с Юрием стащили с себя вымокшие до нитки рубашки, открыли окошки. Ближе к Гумисте повеяло речной свежестью, они оживились, и с любопытством посматривали по сторонам. Остащенко остановил взгляд на печальных обелисках перед мостом. С них смотрели молодые, строгие лица тех, кто на этом рубеже в 1992 году ценой своих жизней остановил грузинскую бронированную армаду, вторгшуюся в Абхазию. Он с ожесточением сказал:
— Везде одно и то же. Что здесь, что в Чечне, что в Сербии. Мерзавцы-политики! Они дерутся за трон, а простые ребята расплачиваются своими жизнями.
Быстроног с Кочубеем промолчали — им нечего было добавить. Они за свою службу в Осетии и Чечне повидали всякого. Через несколько минут слева, сквозь буйную южную зелень диковинным каменным цветком проступил ресторан «Ущелье».
— Приехали! Тормози, Женя! — приказал Быстроног.
Евгений нашел среди развалин свободное место и остановился.
— Да! Ну и местечко. Боря, и что мы тут будем делать? — недоумевал Остащенко.
— Пока предлагаю расслабиться и заморить червячка. За мной, ребята! — позвал Быстроног.
Кочубей с Остащенко, на ходу надев рубашки, поспешили за ним. Борис перешел дорогу и исчез в разломе скалы. Юрий шагнул под каменную арку и ахнул. Искусница природа сотворила здесь настоящее чудо. То, что уцелело после войны и устояло перед безвременьем, поражало воображение. По берегам горной речушки, которая то стремительными водопадами срывалась с головокружительной высоты, то расплескивалась тихими лагунами, располагались просторные террасы и манящие своей загадочностью гроты. От палящих лучей солнца этот нерукотворный храм природы защищал зеленый шатер из дикого винограда и хмеля.
Спустившись на нижнюю площадку, Быстроног в поисках подходящего места осмотрелся.
— Боря! Привет! — окликнули его.
Он поднял голову и радостно воскликнул:
— О, Станислав, и ты здесь?!
— А где же мне быть?
— Но что историк может искать в столь злачном месте?
— Ничего, кроме истины, — в тон Быстроногу ответил Станислав.
— Мы готовы помочь, — живо откликнулся Борис.
Станислав, оценивающим взглядом окинул фигуры Кочубея с Остащенко и шутливо заметил:
— С такими молодцами не только ее, но и кое-что другое по твоей части можно найти.
— От тебя ничего не скроешь. Мои коллеги — Николай и Юрий, — не стал секретничать Быстроног.
— Профессор Лакоба, — представился Станислав.
— И не только профессор, а известный историк, писатель, соратник президента Ардзинба…
— Перестань, Боря! Ты меня заживо хоронишь! — рассмеялся Станислав и пригласил к столу: — Присоединяйтесь к нам с Олегом.
— Какие могут быть возражения. Быть рядом и дышать одним воздухом с такими сосудами мудрости как вы, для меня это настоящее счастье, — продолжал ломать комедию Быстроног.
— Уймись, фонтан славословия, не умничай! Поторопись, пока вино не прокисло.
— А вот этого допустить никак нельзя! — воскликнул Борис и направился к лестнице. Николай с Юрием последовали за ним и по крутым, вырубленным в скале ступенькам поднялись на верхнюю террасу. Навстречу им поднялся профессорского вида приятель Станислава.
— Олег, академик, — представил друга Лакоба.
— Станислав, не смущай наших гостей, они подумают, что у нас как в Грузии, если не князь, то вор в законе. А в Абхазии, если не профессор, так обязательно академик, — пошутил Олег.
— Ладно, вы тут пока между собой разбирайтесь, а я займусь меню, — предложил Быстроног, подозвал официанта и занялся заказом.
Кочубей с Остащенко переглянулись, не зная с чего начать разговор. Предлог нашелся сам собою: на столике лежала газета, густо испещренная разноцветными пометками. В глаза бросался заголовок: «Грузия, союзник или иждивенец?». Николай кивнул на газету и спросил:
— Судя по пометкам, серьезный материал?
— Я бы сказал, скорее любопытный, — оценил статью Станислав.
— И чем же?
— Подходом к теме.
— И чем он интересен?
— Тем, что автор рассматривает отношения России и Грузии, отказавшись от бытующих стереотипов.
— Да?! И, что в итоге получается? — в Николае проснулся неподдельный интерес к этой, ставшей в последнее время острейшей теме.
— То, что Грузия никогда не была ни другом, ни надежным союзником России, — озадачил его ответом Лакоба.
— Такого не может быть! До развала Союза, среди военных Грузия считалась самым лучшим местом службы, — возразил Остащенко.
— Вот дадут пинка Саакашвили, и снова станем друзьями! — заявил Быстроног.
— В этом и состоит твое заблуждение! — не разделял его оптимизма Лакоба.
— Нет тут никакого заблуждения! Я десять лет прожил в Грузии! — завелся Быстроног.
— Боря, тихо и без рук! Давай искать истину на дне кувшина, — вмешался в спор Кочубей.
— И это будет правильно! — живо откликнулся Олег и разлил вино по стаканам.
Станислав произнес тост за встречу, а затем они дружно навалились на салат. К этому времени подоспели снятые с пылу, с жару хачапури. Очередной тост внес оживление. Но Николаю не давала покоя статья и комментарий Лакоба. Воспользовавшись паузой, он вернулся к разговору:
— И все-таки, Станислав, извините за настойчивость, но хотелось бы знать: в чем состоит наше заблуждение в оценке отношений России с Грузией?
— Стоит ли тратить время? Это долгая история, — вежливо заметил он.
— А нам спешить некуда. Лучше здесь, чем в городе. Там такое пекло. Мы с удовольствием послушаем, — заинтересовался темой Остащенко.
— Хорошо! — согласился Лакоба и предложил: — Только не торопитесь осуждать автора статьи, кстати, русского, Епифанцева и спешить с выводами.
Юрий с Николаем энергично закивали головами, и Станислав начал с исторического экскурса:
— Мнение о том, что Грузия стойко стояла на страже российских интересов на Кавказе — это миф, который искусно формировался грузинской княжеской элитой, а позже партийной номенклатурой, и охотно принимался, как в монархическом Петербурге, так и в большевистской Москве.
