Заявление Лакобы тут же вызвало резкую реакцию со стороны Остащенко:
— А как же быть с Багратионом, Чавчавадзе, Кантария?
— Юра, чему тут удивляться, когда хозяином страны тридцать лет был грузин Сталин, — напомнил Быстроног.
— Боря, причем тут Сталин? У грузин каждый десятый с войны не вернулся, — обратился к цифрам Остащенко.
— Белорусы потеряли каждого четвертого. И что? — задался вопросом Кочубей.
— Ребята, плохих или виновных народов не бывает! Речь надо вести о тех, кто ими правит, — отметил Станислав.
— Это понятно! — согласился Остащенко.
— Нет, Юрий, с Грузией и ее вождями не все так просто, — возразил ему Олег.
— А, все они одним миром мазаны! Что Сталин, что Шеварднадзе!
— Речь не о них, а о стиле правления грузинской элиты! В нем есть одна важная особенность, на которую мало кто обращает внимания, — подчеркнул Станислав.
— Да какая там особенность?! Всегда одно и то же: лапшу на уши народу навесить, а себе нагрести побольше, — отмахнулся Остащенко.
— Юра, дай Станиславу сказать, — попросил Кочубей.
— Все молчу! — заверил Остащенко.
Николай, заинтригованный заявлением Лакобы, забыл про обед и с нетерпением ждал продолжения. Тот, польщенный вниманием, приступил к рассказу:
— Так вот, если беспристрастным взглядом посмотреть на недавние события в Грузии и на «предания старины глубокой», просматривается одна интересная особенность: во все времена они действовали одинаковым образом и демонстрировали одну и ту же модель поведения — искусную мимикрию под личину верного союзника очередного властителя Кавказа. Этот стиль правления сформировался не сегодня, не вчера, а три столетия назад, когда в схватке за Кавказ сошлись такие титаны, как Персия и Турция. Территория, которая в современных представлениях ассоциируется собственно как Грузия, была поделена между ними: Имеретия и Менгрелия отошли к Турции, а Картли и Кахетия — к Персии.
— О, когда это было! С того времени столько воды утекло. Сейчас все по-другому, — скептически заметил Быстроног.
— Боря, не спеши, дослушай до конца! — не согласился с ним Кочубей и попросил: — Станислав, мы слушаем! Так в чем суть той модели?
— В том, что в своих отношениях с сильными мира сего грузинские правители исповедовали и исповедуют принцип: «Не можешь победить — задуши в объятиях», — пояснил Лакоба и продолжил рассказ.
— Прошло около двух десятилетий, как Картли и Кахетия вошли в состав Персии, а грузинская знать стала почти своею при дворе шаха. О ее весе свидетельствует тот факт, что шах Аббас Первый хорошо владел грузинским языком. В истории трудно найти другой такой пример, когда бы властелин говорил на языке вассалов. Проведение военной реформы в армии он поручил ни кому-нибудь, а грузинскому князю Ундиладзе. Управление столицей — Исфаганом почти целое столетие осуществляли выходцы из грузинских княжеских родов. Поразительно и другое — в тех интригах, что плелись при шахском дворе, многие знатные персы поплатились головами, но не грузины. Царь Картли — Теймураз трижды терял и трижды возвращал себе трон и, при этом, каждый раз умудрялся избежать тюрьмы.
— Это же надо?! Вот прохиндей! — поразился Кочубей.
— А что, разве в России им плохо жилось? Катались, как сыр в масле! — напомнил Быстроног.
— Это уже другой зигзаг в поведении правящей элиты Грузии, — отметил Станислав и снова обратился к ее истории.
— После смерти Надир-шаха Персия погрязла в междуусобных войнах, и над Грузией нависла грозная тень Османской империи. Правитель Картли — царь Ираклий Второй бросился искать спасения в Санкт-Петербурге, и его мольба была услышана. 24 июля 1783 года в крепости Георгиевская, князь Потемкин вместе с князьями Багратионом и Чавчавадзе подписали известный Георгиевский трактат. Россия перешагнула через Кавказский хребет, оставив за спиной враждебно настроенных воинственных горцев, чтобы защитить братьев по вере. За этот свой шаг она заплатила огромную цену. Большая Кавказская война затянулась на целых пятьдесят лет и унесла сотни тысяч жизней.
— До сих пор расхлебать не можем, — мрачно обронил Быстроног.
— То, что случилось на Кавказе двести лет назад, я имею приход России, то случилось, — констатировал Лакоба.
— Так вот, когда в Исфагане узнали об этом союзе Ираклия, то потеряли дар речи от подобного вероломства. Под защитой русских штыков он платил презрением своему бывшему хозяину — шаху и торопился засвидетельствовать преданность новому. В Тифлисе посланцы Екатерины таяли от радушия грузинской знати, а в холодном Петербурге ее пылкие речи во славу России согревали сердца вельмож сиятельного двора.
Предав своего прежнего хозяина — персидского шаха, Ираклий первым делом принялся откусывать «лакомые куски» от разваливавшейся империи. Опираясь на мощь батальонов кавказских егерей, он захватил Гянжинское и Эриваньское ханства. Аппетит, как говорится, приходит во время еды, используя нарастающее соперничество между Россией и Турцией за господство над Кавказом, Ираклий попытался проглотить Менгрельское царство. Это явно не понравилось в Стамбуле, и тогда, чтобы не дразнить грозного соседа, он вступил с ним в тайные переговоры.
В 1786 году, нарушив положения Георгиевского трактата, Ираклий заключил в обход России договор с Турцией. Казалось бы, он перехитрил всех. В Петербурге добился высокого покровительства и защиты от обманутой и преданной Персии. В Стамбуле султан сменил гнев на милость, более того, пообещал Ираклию удерживать воинственных лезгин и чеченцев от набегов на Грузию. Но так казалось только Ираклию. В Петербурге, узнав о его черной измене, пришли в страшное негодование, но поделать ничего не могли. Чаша весов в русско-турецкой войне склонилась в пользу Турции, и Ираклий, посчитав, что с броском России на Кавказ покончено, ринулся в объятия Османской империи. Летом 1787 года в Стамбуле договор был ратифицирован. В Петербурге такого откровенного бесстыдства простить не могли, и русские батальоны покинули неверного союзника.
Спустя четыре года турецкие войска потерпели поражение в войне с Россией. Ираклий остался один на один не только с потрепанной Турцией, но и с набравшей силу Персией. Ее шах Ага Каджарский железной рукой собрал осколки империи, и его армия двинулась на Тифлис. В 1795 году в Крцанисской битве персы разбили войска Ираклия, и ему с сыном Георгием пришлось спасаться бегством.
— Привычное для них занятие, — хмыкнул Остащенко.
— Сейчас на месте битвы находится резиденция Саакашвили, — блеснул эрудицией Быстроног.
— Значит, скоро и он будет паковать чемоданы, — заявил Кочубей.
— Не уверен. Сегодня у него крутой хозяин, — возразил Олег.
— Американцы? Они где? А мы рядом. Вот наберемся силенок, и все вернется на круги своя, — заключил Остащенко.
— Вот, именно, силенок! — подчеркнул Станислав. — А на чьей она стороне — это всегда очень тонко улавливали грузинские вожди. Тот же Ираклий после сокрушительного поражения, казалось бы, потерял все. Ан, нет, выплыл и предпринял ловкий ход — передал трон Георгию. Прилежный ученик своего отца, он сделал Петербургу такое предложение, от которого трудно было отказаться: о принятии в российское подданство Картли и Кахетии.
