— Смотри не сглазь! — предостерег его Перси беспокойно посмотрел на часы.
— Сколько? — спросил Ливицки.
— 22:24.
— Оставалась двадцать одна минута. Представляю, что после этого начнется?
— А ничего. Олимпиада все забьет!
— Но русским же рот не заткнешь?
— Кто их станет слушать, — отмахнулся Перси.
— Я не о том, Марк. Они могут двинуть армию.
— Сомневаюсь. Вспомни Аджарию. Все кончилось сотрясанием воздуха в ООН, а там и стены наши.
— Но тогда была иная ситуация.
— Не вижу большой разницы. Даже если русский медведь и выползет из берлоги, будет уже поздно. Путин в Пекине, а Медведев… в общем, пока они разберутся, мы покончим с Осетией и Абхазией. Парни из Пентагона все просчитали: у абхазов и осетин нет никаких шансов.
— По Осетии я согласен, но с Абхазией может выйти заминка.
— Да что ты заладил: может, не может? Для нас все закончится через полтора часа!
— По такой погоде?
— Час-другой ничего не решает. Время работает на нас. Все, хватит об этом! Закрыли тему! Впереди веселенькая ночь, — отрезал Перси.
— Чертей только не хватает, — усмехнулся Ливицки и кивнул на окно.
Там бушевала непогода. Со стороны моря надвигался мощный циклон. Гигантские молнии терзали небо, а чудовищные раскаты грома, казалось вот — вот обрушат потолок и стены штаба…
Дождь перешел в ливень, стена воды сводила видимость к нулю. УАЗ с Кочубеем, Остащенко, Кавказом и Омаром, зарываясь по самый бампер в вязкую жижу, едва полз вперед. Они безнадежно опаздывали на явку с Багратионом. Николай перестал подгонять Омара и уныло смотрел перед собой. За его спиной сердито сопел Остащенко и костерил на чем свет Саакашвили:
— Юра, перестань! И без того на душе тошно, — надоело это ворчание Кочубею.
— А мне что? Благодарить его? Такое раз в четыре года бывает! Хотел посмотреть открытие Олимпиады, а теперь все накрылось.
— О чем ты, Юра? Какая Олимпиада?! Завтра война!
— Война?!.. Но они же не совсем идиоты?
— Хуже, конченые мерзавцы! Решили под шумок Олимпиады устроить маленькую победоносную войну! Ну, ничего, мы им устроим! — пригрозил Кочубей.
Стрелки показывали начало первого. До торжественной церемонии на олимпийском стадионе Пекина оставались считанные часы. В ту ночь миллиарды землян, независимо от цвета кожи, расы и языка легли спать в предвкушении фантастического праздника красоты, силы и радости. С особой надеждой ждали этого события в затерянной среди суровых гор крохотной, истерзанной непрерывными провокациями Южной Осетии. В полуразрушенном Цхинвале и приграничных с Грузией осетинских селах, впервые за последние месяцы уснули в надежде, что в ближайшие недели не придется вздрагивать от разрывов артиллерийских снарядов и искать спасения в подвалах.
Ночная мгла легла на горы. Густая россыпь ярких южных звезд высыпала на небе. На дне глубоких ущелий клубился туман и косматыми языками стелился по скалам. В густом кустарнике стрекотали цикады. Все дышало миром и покоем и только очень чуткое ухо могло уловить в обманчивой тишине приглушенный гул моторов и лязг гусениц. Грузинская армия заняла исходные позиции и ждала часа «Ч». А когда он пробил, море огня обрушилось на многострадальный Цхинвал.
То, что на следующий день россияне увидели на экранах своих телевизоров, не поддавалось здравому рассудку. Пекин сиял феерическим шоу и купался в море счастливых улыбок, а крохотный Цхинвал корчился в нечеловеческих муках и умирал под огнем систем залпового огня «Град».
У многих огонь этой вероломной войны сжег иллюзии относительно того, что многовековая культура, история и общая победа в прошлой Великой Отечественной войне удержат вероломных правителей Грузии от новых безумств. Другие же отказывались верить собственным глазам и продолжали пребывать в плену обаятельных образов, созданных экранными героями в замечательных фильмах «Отец солдата» и «Мимино».
Всего этого, ни Николай, ни Юрий, ни их абхазские друзья Кавказ с Омаром не могли видеть и слышать. Промокшие до нитки и измазанные в грязи от пяток до макушки, они в который уже раз вынуждены были выталкивать УАЗ из ямы. К исходу второго часа под колесами, наконец, появилась щербатая бетонка — все, что осталось от дороги, которая вела к некогда знаменитой водолечебнице. Там, в развалинах главного корпуса была назначена явка агенту Багратион.
— Тормози, Омар! Приехали! — распорядился Кочубей.
Омар свернул под раскидистую крону платана и остановил машину. Кавказ, не дожидаясь команды, проверив автомат, выбрался наружу и отправился на разведку.
— Коля, зачем парня зря мучить, проедем до конца? — предложил Юрий.
— Думаешь, мне его не жалко? Но порядок, есть порядок, — остался непреклонен Кочубей.
— Порядок? О нем хорошо говорить в теплом кабинете, а не здесь…
— Юра, перестань капать на мозги и без того тошно. Не мы его устанавливали и не нам его менять.
— А кого тут бояться?
— Бояться?! Забыл про Гонтарева?
— Там был другой расклад!
Конец спору положило появление Кавказа. Он доложил:
— Никого, Николаич.
— По времени пора бы Багратиону объявиться, — напомнил Юрий.
— У него там тоже не асфальт, — буркнул Николай и предложил: — Сделаем так. Омар остается с машиной. Ты, Юра, работаешь по ближнему кругу у лечебницы. Тебе, Кавказ отследить подходы от границы. Если что не так, даешь сигнал. Всем все ясно?
— Да! — подтвердили Остащенко и Кавказ.
— По местам! — распорядился Кочубей и, стараясь не угодить в ямы, двинулся к месту встречи с Багратионом.
Шум дождя скрадывал шаги. Они бестелесными тенями скользили среди развалин. Поравнявшись с главным корпусом, Николай заскочил в подъезд, а Кавказ с Юрием направились к восточной ограде. Подсвечивая фонариком, Кочубей, перебравшись через груды хлама, вошел в кабинет главного врача. После последней явки здесь, похоже, побывали мародеры. На полу валялись разломанные ящики из письменного стола, а из вспоротых стульев торчали металлические пружины. Соорудив из досок подобие лавки, Кочубей присел и выключил фонарь. Потянулось время томительного ожидания. Его напряженный слух ловил каждый звук и каждый шорох. В какой-то момент ему показалось, что под неловко ступившей ногой, хрустнула ветка, и рука легла на кобуру.
В темном оконном провале возникло бледное пятно, и раздался голос Остащенко:
— Коля, сколько можно ждать? Я раскис как промокашка!
— Сколько надо, — буркнул Кочубей.
— И где его черти носят?
— Там же где и нас.
— А если звякнуть?
— Рискованно. Вдруг засекут.