— Гурон, я Ястреб! Я слышу тебя.
— Слышишь?! Где Фантом? Где? — орал Перси.
— Дело дрянь…
— Как?! Почему?!
— Это ад! — продолжал нагнетать обстановку Ломинадзе.
— Что?! — Перси осекся.
— Не могу выйти на контрольную точку. По уши в грязи.
— К черту погоду! Где Фантом?! Где?!
— За спиной валяется.
— Валяется?!.. Что с ним?
Ломинадзе решил не перегибать палку и заявил:
— А ничего, живой.
— Так какого дьявола ты мне нервы мотаешь?! — взорвался Перси.
— Это не я, погода! Вытаскивай, пока они не очухались! — сорвался на крик Ломинадзе.
— Все будет о'кей, Ястреб! Держись! — сбавил тон Перси.
— За что?! За… — и Ломинадзе грязно выругался.
— Как только появится возможность, направим стрекозу, — успокаивал Перси.
— Не пробьется, крылья обломает!
— Что-нибудь придумаем. Что русские?
— В аду жарятся! Покрошили, как капусту! — прихвастнул Ломинадзе.
— Потери с нашей стороны?
— Один ранен.
— Отлично, Каха! — в порыве радости Перси забыл о конспирации и объявил: — Награда уже ждет тебя.
— Про счет в банке не забудь, — напомнил Ломинадзе.
— Само собой. И звезду на погоны! — разошелся Перси.
— Чего мелочиться? Две.
— Ты настоящий профи! Ты герой! — рассыпался в похвалах Перси.
В эти мгновения своего профессионально триумфа он готов был расцеловать Ломинадзе. Вместе с двойным агентом Янусом-Багратионом они блестяще выполнили свою миссию. Миссию, в успех которой многие в Лэнгли не верили. Но он — Марк Перси, несмотря ни на что, упорно шел к цели. В конце концов, хитроумный Фантом угодил в расставленную им ловушку. И вот теперь, когда пришел долгожданный успех, Перси не жалел хлебных слов для Ломинадзе. Остановил его Ливицки. Он напомнил о том, что российская служба радиоперехвата не дремлет.
— Ястреб, все, заканчиваем! Как только прояснится, вылетим за вами, — свернул переговоры Перси.
Ломинадзе выключил аппаратуру и поторопил водителя:
— Гурам, поднажми!
— Каха, я и так выжимаю все, что можно из этой американской клячи, — заверил тот и прибавил газу.
Машина с трудом взяла подъем. Ломинадзе не слышал рева двигателя и не замечал тряски, на его лице гуляла блаженная улыбка, дифирамбы, которые только что пропел Перси, вскружили голову. Ему представлялся кабинет президента Саакашвили, толпа журналистов и вспышки фотоаппаратов. В следующее мгновение эта, тешащая его тщеславие, картина померкла — «Хаммер» провалился в глубокую промоину. Ломинадзе слетел с кресла и ударился о лобовое стекло.
— Глаза разуй! — обрушился он на водителя.
— Я что, сова? — огрызнулся тот.
— Дятел недоделанный!
— Каха, он-то чем виноват? Ни черта не видно, — вступился за водителя Гия.
— Заткнись! Тоже мне адвокат нашел, — цыкнул на него Ломинадзе и, потирая вздувшуюся на лбу шишку, рявкнул: — Вперед!
Водитель, бормоча под нос ругательства, тронул машину. Но не проехали они и сотни метров, как ему снова пришлось ударить по тормозам. Ломинадзе успел ухватиться за ручку. Кочубей свалился на пол.
— Сволочь! Ты что, дрова везешь?! — взорвался Ломинадзе.
— Тихо! Не дергайся, а то хуже будет, — огрызнулся тот.
— Чего?! Ты на кого пасть разеваешь? — опешил Ломинадзе.
— Не дергайся! Впереди обрыв, — повторил водитель.
В тусклом свете фар перед бампером зиял темный провал. Из него доносился рев разбушевавшейся реки. От моста, который еще несколько часов назад стоял на этом месте, не осталось и следа. Пенистые буруны вскипали у самых колес. Казалось, еще мгновение и стихия, как щепку подхватит трехтонную махину и утянет на дно.
— Ша, не дергаться! Выбираемся по одному! Зураб, берешь русского, и пошел! — распоряжался Ломинадзе.
Громила вылез из машины и затем вытащил Кочубея. Вслед за ними выбрались остальные. Ломинадзе, подсвечивая фонарем под колеса «Хаммера», взялся командовать водителю:
— Медленно, медленно назад. Руль! Руль влево! Смотри за правым колесом! Ползет в речку!
Пока Ломинадзе и Гия возились с машиной, остальные, ища защиты от дождя и пронизывающего ветра, собрались под скалой. Холодные струи, стегавшие по лицу, привели Николая в чувство. Опираясь на непослушные руки, он приподнялся над землей и прислонился к скале. Перед глазами качался и плыл неправдоподобно громадный силуэт «Хаммера». Рядом с ним мельтешили и что-то кричали размытые тени.
«Я в плену?!» — у Кочубея вырвался мучительный стон.
— А, оклемался?! — прозвучало над головой, и над Николаем склонилась усатая физиономия.
Рука Кочубей скользнула к кобуре. Она была пуста.
— Не рыпайся, гад! — прорычал громила и навалился на него.
Николай пытался оказать сопротивление, но силы были неравны. Громила легко справился с ослабевшим пленником и захлестнул на запястьях веревку. Кочубей от бессилия заскрипел зубами и, привалившись к скале, ненавидящим взглядом смотрел на суетившихся у берега спецназовцев. Из тросов и веревок они сооружали переправу через реку. Первым на левый берег отправился радист. Вслед за ним, спеленав как куклу, переправили Николая, за ними перебрались остальные.
Переправа заняла около часа. К этому времени к ней подтянулась группа Резо. Бой с Остащенко и Кавказом обошелся ей дорогой ценой — на заднем сидении «Хаммера» хрипел тяжелораненый. У него было раздроблено левое плечо и навылет прострелена грудь. Еще двоих пули зацепили вскользь. Потери русских остались неизвестны, но они не интересовали Ломинадзе. Его заботило только одно, как поскорее выбраться из ловушки, которую устроила природа. В ситуации, когда мощные «Хаммеры» пришлось бросить за рекой, ему и спецназовцам приходилось рассчитывать только на собственные силы. Оставив раненого и водителей на переправе, Ломинадзе, а с ним десять человек и пленник двинулись пешком на встречу с отрядом Старка.
Вскоре ливень прекратился. Раскисшая горная тропа превратилась в настоящий каток. Ноги скользили на узловатых корнях. Ветки буйно разросшегося терновника и гигантской ежевики цеплялись за одежду, царапали руки и мешали движению.
Набухшая от воды веревка глубоко врезалась в запястья Николая и при каждом неловком движении причиняла острую боль.
— Кацо, веревку развяжи! Руки отваливаются, — взбунтовался он.
Ломинадзе ожег его злобным взглядом и рыкнул:
— Заткнись! Двигай вперед!
— Хоть убей, дальше не пойду! — заявил Николай и остановился.
