- Очень люблю, Надь, - добавляет в мой едва разгорающийся костерок воды, своими серыми глазами следя за реакцией на лице. Знаю, что там видит: смятение, растерянность, остатки злости, непонимание. Чтобы не смотреть в них, разглядываю кольцо Макса. Одно из украшений, которые нынче любят таскать парни. На нем ничего не написано, просто серебристый широкий ободок на указательном пальце.
А еще пытаюсь сдержать подступающие к глазам слезы. Чертова любовь, она всегда приходит не вовремя.
- Прости меня, - тихо выдыхает заветные слова, которые я так ждала все эти дни. Это было больно, словно кто-то потоптался по тебе, слил ядовитые отходы, а затем спешит исправить ситуацию, уже отравив начисто источник.
После всей истории с енотовидными собаками и неожиданным предательством Макса даже на родителей своих смотреть не могла. Наверное, считала, что тут есть и их вина. Они после моих продолжительных истерик такие боязливые стали. Едва ли не каждый раз спрашивают со страхом, боясь в ответ снова получить порцию ненависти. Столько на них вылила за все, что накопилось. Одиночество, обиды, злость - все вывалилось разом на себя, на Макса, на семью, которой у меня никогда не было. И теперь, когда вроде все начало налаживаться, он просто приходит и пытается снова все разрушить.
- Думаешь прощения попросил и все? – шиплю, ощущая, как потрескивают влажные дрова в разгорающемся кострище. Пальцы сжимают край стола с такой силой, что кажется будто сейчас отломлю кусок. Все тело жжёт - на нас словно обращены все взгляды присутствующих в столовой, хотя уверена, что это не так.
- Нет, не думаю, - глухо отвечает, откидывая на спинку кресла, облизывая свои губы и закусывая нижнюю. – Однако чувств моих это не изменит.
- Будто есть мне дело до твоих чувств! – злость накатывает волнами все сильнее, пока сверлю взглядом Еремина. – Поговорить хотел? Поговорили! Теперь могу идти?
- Ты все равно не станешь меня слушать в таком состоянии, - усмехнулся он как-то горько, однако плевать хотела на его чувства. Раньше надо было, сейчас уже поздно Макс.
Поднимаюсь из-за стола, кивая Сорокиной, поднявшей на меня обеспокоенный взгляд и схватив рюкзак, бросаю на Макса взгляд. Эмоции перехлестывают через край, однако стараюсь держаться, не поддаваясь желаю подойти к нему ближе. Сглатываю, заставляя прийти себя в равновесие. Слезинки исчезают, оставляя после себя сухость в глазах и неприятное жжение, отчего тру осторожно глаза, дабы не размазать тушь.
Грустная, но красивая.
- Удачи тебе, тыквеноголовый. Не налажай на соревнованиях, - кидаю напоследок, выбегая из столовой, едва не столкнувшись с кучкой запоздавших десятиклассников, спеша скорее покинуть чертово место. Бегу прямо наверх по лестнице, там на четвертом этаже можно будет привести себя в порядок в туалете, пока остальные ребята заняты уничтожением запасов школьных продуктов. Сорокина шлет какие-то сообщения, однако сейчас не готова общаться с кем-то. Минут пять мне покоя, снова буду в строю. Обещаю.
Достигла второго этажа, пробегая мимо темной ниши, где виднее дверь в нашу библиотеку. Жаль, там нельзя спрятаться. Потому что Валерий Арсеньевич уволился совсем недавно, решив вплотную заняться спасением животных. Теперь там только пыльные книги и остатки воспоминаний о небольшом веселом приключении. Возможно в следующем году кто-то займет его место. Пока эту роль исполняет Клавдия Анатольевна - периодически проверяя все ли хорошо, но в остальные дни библиотека закрыта, ведь по сути никому уже не нужны бумажные пыльные фолианты в век высоких технологий.
Меня резко дергает назад, едва успеваю вскрикнуть, оказавшись в той самой нише за какие-то секунды. Распущенные волосы упали на глаза, закрывая обзор, однако даже не видя, догадываюсь, у кого хватило смелости на подобную авантюру. Рюкзак падает из ослабевших рук, а знакомые губы накрывают мои, не давая шанса возмутится или закричать. Возможность только бить по широким плечам. Сминают мягкую ткань белой форменной рубашки с эмблемой школы на груди, да и то вскоре они просто ложатся в состоянии покоя без возможности врезать Еремину по лицу. Поцелуй болезненный, немного жесткий, отчего губам больно и сладко одновременно. Едва длинные пальцы зарываются в моих волосах, становится чуточку легче: касания нежнее, меня уже не вжимают в стену крепким телом, просто обнимают, передавая через поцелуй больше, чем словами.
- Ненавижу тебя, - выдыхаю сразу, едва Макс отодвигается с улыбкой, кладя ладонь мне шею, поглаживая большим пальцем щеку. – Слышал?
- Конечно, ты это уже шесть лет твердишь, – мурлычет точно кот, прикусывая мочку уха. Огонек никуда не делся, только он совсем иной. Вообще другого плана. – А я тебя столько же люблю.
С шумом втягиваю воздух в легкие, стараясь отогнать туман, подступающий со всех сторон. Мимо проходит шумная компания ребят, но в тени ниши на нас никто не обращает внимания. Если заору – это привлечет внимание. Вот только мне совсем не хочется этого делать. Опуская ресницы, чувствуя скольжение ладони по талии – меня все сильнее сжимают, словно боясь отпустить, оттого позволяю себе зарыться пальцами в его волосах, пока Макс дышит мне тяжело в шею. Бежал видать быстро.
- Смотри не помри тут, оказывать первую помощь не буду, - бурчу, ойкнув от болезненно укуса и тихого смеха, от которого мурашки по всему телу.
- Я же спортсмен, короткая пробежка мне полезна, - отзывается, прикасаясь губами к уголку моего рта.
- Тебя никто не прощал.
- Знаю.
- Это ничего не значит.
- Знаю.
- Что ты знаешь, идиот? – ворчу недовольно между короткими поцелуями, слыша грохот звонка над головой и скользя ладонями по груди парня. Школьники – толпа слонов, несущаяся на уроки. Галина Владимировна потом обязательно с нас спросит, где нас носило целый урок, но пока меня только тянут в сторону знакомой двери. Мелькнул небольшой серый ключ и замок с шумом издает щелчок. Едва успеваю подхватить с затертого линолеума свой рюкзак, когда меня тянут за собой в пахнущее пылью и старыми книгами помещение, закрывая за нами дверь.
- Знаю, что ты обязательно пойдешь со мной на свидание, если мы выиграем соревнования среди школ через пару недель, - знакомая полка с книгами, возле которой мы впервые по-настоящему поцеловались. Повторение – мать ученья. Из головы вылетают последние мрачные недели, заполоняя ее старыми воспоминаниями. Вот мы исследуем библиотеку, затем идем в подсобку, находя коробку из-под торта. Клавдия Анатольевна так хохотала, вспоминая уничтоженный торт и съеденные кексы. Учителя - те еще проказники, просто притворяются порой унылыми взрослыми, загруженными проблемами жизни.
Стираю ладонью слой пыли со стола Гринча, устраиваясь удобнее и нисколько не беспокоясь, что юбка испачкается.
- Кто тебе вообще сказал, что я пойду на ваши соревнования, неудачник? – интересуюсь, пока Еремин наматывает на палец длинную прядь моих волос, наклоняясь для очередного поцелуя.
- Спорим на десяток кексов – пойдешь, - хмыкает весело.
