— Не делай так больше, — проворчала мама. Она отвернулась, дабы найти чем вытереть накапавшую лужу, и делая вид, будто ничего не произошло.
Глава 37
Василий
Мама ушла сразу после обеда. В столовую я спускаться не стал, смысла никакого не было. До целительных процедур, назначенных врачом, оставалось еще полчаса. В палате осталась только Кристина, задумчиво смотрящая на меня и крутящая пилочку между пальцев. Пару раз к нам заглянула хмурая кикимора-медсестра, недовольно проворчавшая:
— Часы посещения для кого написаны? Пациентам надо отдыхать, нечего тут болтать! У вас, голубчик, еще процедуры и два зелья по расписанию, — а затем она исчезла в дверях.
Мы вздрогнули, стоило двери захлопнуться.
— Знаешь, твоя мама…
— Слушай, насчет мамы… — начали одновременно и резко замолчали. С минуту глядя друг другу в глаза просто сидели, не предпринимая попыток вновь начать разговор. Я потянул руку первым, а Кристина вздохнула в ответ, перебираясь со своего места на край постели. Осторожно переплела наши пальцы, посмотрев на меня.
— Ты напугал меня. Сегодня, — начала она. — Что с тобой происходит?
— Просто шумы. Скорей всего, перенапряжение от слишком сильного выброса, — чуть пожал я плечами, крепче сжимая ее руку и тяня на себя так, чтобы можно было обнять. — Почему так редко приходила?
Мне кажется, Олега с отцом Сергием я видел чаще любимой девушки. Такое ощущение, будто Замогильная сюда Ящинского навещать ходила, а ко мне чисто мельком по дружбе заглядывала, да дела насущные с капитаном обсудить. Последний тоже приходил, вежливо интересуясь здоровьем и пытаясь накопать у меня что-нибудь в голове. Слава Богу, Вадим Денисович его вышвырнул с воплями, что нельзя ментально воздействовать на лежачих пациентов.
— Чего к тебе ходить, ты первые три дня овощем валялся и только мычал что-то, не реагируя на слова, — пробурчала Крис, утыкаясь носом мне в шею. От ее дыхания стало чуточку щекотно, приятные мурашки прошлись по телу, словно подговаривая усилить наши объятия.
— Так я не слышал ничего. Слух начисто выбило, — ответил я, опустив взгляд к ее губам и чуть поддаваясь вперед.
Между нами что-то изменилось за эти дни. Не сказать, что вот прямо вспыхнуло и загорелось, но определенно Кристина больше не уворачивалась. Наоборот, подалась в ответ, позволяя поцеловать себя. Нет, не к Ящинскому она сюда бегала. Хотя, может, навещала его из альтруизма и человеколюбия. Я разорвал наш поцелуй, скользнув ладонью вдоль ее тела и коснувшись щеки, осторожно поглаживая кожу.
— Я испугалась в тот день, — нахмурилась Замогильная, чуть облизнув губы и заставив меня внутренне напрячься от волны возбуждения. — Ты почти ничего не говорил, едва мог двигаться и не отзывался ни на что. Лекарь нас уверял в твоем восстановлении.
— Так восстановился же, — улыбнулся я, ощущая гордость. Боялась, да. Просто отлично, хотя лучше бы поменьше ей волноваться.
— Обещай больше не применять Хаос, — совершенно серьезно ответила она вместо того, чтобы улыбнуться. Я вздрогнул, скользнув рукой ей на затылок и пропуская сквозь пальцы мягкие темные пряди, будто пытаясь себя успокоить.
— Тогда обещай больше не обращаться к Жнецу, — ответил быстрее, чем подумал. Ее глаза распахнулись сильнее. На секунду Кристина попыталась отодвинуться, затем замерла и, опуская ресницы, прошептала:
— Знаешь же, что не стану.
— Тогда и меня не проси.
Я спасал людей, меня так учили. И дело даже не в моей вере в Бога, ценностях церкви. Те, кто нуждается в помощи, всегда будут для меня важны. Испуганные взгляды бравых солдат на демонов и существ пустоты вселили в меня уверенность в собственном решении. Риск, на который я пошел, был полностью оправдан.
«Советую спрятаться так глубоко, как только можно. Если о тебе узнают, просто и без лишних слов арестуют. Ни церковь, ни сам настоятель, ни патриарх не смогут помочь. Понимаешь? Я ничего не скажу, мои люди тоже. Но прямой приказ мы проигнорировать не сможем».
Слова капитана прозвучали в моей голове, будто он стоял сейчас над моей кроватью. Чем больше людей узнавало мою тайну, тем сложнее было ее скрывать. Когда знает один — это секрет. Двое — уже толпа. Что же говорить, когда таких человек с десяток?
— Долго там еще? Сколько прощаться можно, сказал же — режим! — в дверь задолбили с силой, и я с сожалением отпустил Кристину, которая поднялась, поправляя волосы. Ее лопата изобразила недовольство, взяв пример с кикиморы за дверью, и стукнула ковшом по полу.
— Однажды я ее точно переплавлю, — мрачно изрек я, услышав тихий смех в ответ. — Правда, для начала выпишусь. Иначе сойду с ума раньше от такого надзора.
— Зато под присмотром, — подмигнула Замогильная, хватая свою сумку с пола, но в последний момент замерла и повернулась ко мне.
— Ты не замечал ничего странного за отцом Сергием? — она спросила как бы между прочим, однако пальцы крепко сжались на лямке. Втянув носом воздух, я почувствовал, что ее следующие слова мне не понравятся.
— Нет, а почему ты спрашиваешь?
По бегающему взгляду стало понятно, что все это не из праздного любопытства. В голове мелькнули наши последние встречи с Сергеем Владиславовичем. Он был весел, даже чересчур. Постоянно меня подбадривал, однако периодически отводил взгляд и все время повторял: «Этого не должно было произойти». В тот момент мне не было необходимости спрашивать о значении этой фразы. Зато сейчас, глядя на напряженную Кристину, подсознание подбросило парочку версий.
— Просто… — она протянула, размахивая руками.
— Ну я же сказала: режим! — рявкнула кикимора, хлопая дверью палаты.
— Да слышим мы вас, чего орать? — огрызнулась тут же Замогильная, гордо вздергивая подбородок и беря свою лопату. — Вообще должны вести себя вежливее. Вы все-таки в больнице.
— Чего?! Вот хамка! — возмутилась недовольная нечисть, сдувая прядь зеленых волос со лба.
— Да все мы уже, все. Не надо только психовать, — раздраженно добавил я, поднимаясь и чуть пошатываясь, но заслоняя собой Кристину.
— Живо на процедуры! У-у-у, пациенты окаянные. Никакого продыху с вами, — прорычала она, оскалив острые зубы.
