— Хаос, Призванные, — выдохнула я, — все это твоих рук дело?
От ее взгляда мне стало нехорошо.
— Нет, — отрезала она, ставя чашку на блюдце. — Призванные — это ваша чертова магия. Попытка людей переиграть меня. И ничего хорошего из этого не вышло, как видишь. Человечество само породило Хаос и создало нам всем большие проблемы.
Хочу домой. Надоело решать мировые проблемы, спасать страну от революции, чем-то жертвовать. Некроманты не герои, не боевые маги и не солдаты на передовой. Мне бы лопату и родное кладбище, а не вот это вот все. Есть только одно «но». Умирала я не для того, чтобы Шумский своими сердцами раскидывался.
— Теперь я — Жнец Васи? — обреченно спросила я, чувствуя, как меня тянет из этого места. — Каждый раз он будет терять свою жизнь?
— Есть большая разница между Жнецом и человеком, которому даровано сердце ради жизни. Жнец не может существовать в земном мире без носителя. Они как Призванные, только не скованные цепью Хаоса, — ответила Смерть.
— В твоем случае вы просто свяжете судьбы и жизни друг друга. До самой смерти, — сделала она акцент на последнем слове.
— И умерли они в один день? — слабо улыбнулась я, чувствуя необычайную легкость.
— Желаю, чтобы это случилось нескоро, Кристина, — подняла на прощение чашку Смерть, словно прощаясь. — Вы проживете долгую и счастливую жизнь, когда ты переродишься.
Стены дрогнули, начиная постепенно исчезать на глазах. Подняв взгляд к потолку, я вдруг задала вопрос:
— Скажи, отец Олега... — но до конца не решилась озвучить. Смерть прекрасно поняла, о ком я спрашиваю, однако комната внезапно пропала. Будучи в темноте, я услышала тихий шепот на ухо:
— Передай ему, пусть молится за его душу. Ее ждет прекрасная, новая жизнь.
Где-то в отдалении я слышала противный писк, громкие голоса и чью-то ругань. Лишь спустя несколько минут поняла, что лежу на кровати, медленно просыпаясь. Голова тяжелая, веки будто налиты свинцом. А крики над головой стоят такие, словно у нас в Урюпинске на базаре бабки подрались за капусту.
— Почему так долго?! Они спят почти сутки!
— Иуда Авраамовна, вам стоит присесть.
— Ты меня таки не успокаивай. Я чуть дважды не поседела, когда мой неразумный сын вздумал этот фокус с сердцем провернуть. Убью, как проснется. Или тебя, Вольф, или его!
Почему я слышу голос своего бывшего начальника, Вольфа Станиславовича? Впрочем, не хочу знать. Я с трудом приоткрыла один глаз, щурясь от яркого света в палате интенсивной терапии. Рядом пищал прибор, отслеживающий сердечный ритм. Мне хотелось дотронуться до груди и почувствовать его стук, но сил не было. Я проследила взглядом от катетера с иглой, через которую в мою кровь поступало лекарство, до соседней кровати. Там лежал бледный Вася, и, судя по дрогнувшим векам, он тоже не спал.
— Пойдемте отсюда, дорогая. Сейчас всю больницу перебудите, я понимаю ваше волнение… — возмущенные крики Иуды Авраамовны исчезли, стоило двери плотно закрыться.
Магический щит защищал палату от грязи, воздействуя на окружающую среду. Хорошая магия, сильная.
— Я думал, она меня подушкой задушит, — пробормотал Вася, а я улыбнулась в ответ.
— Подожди немного, Шумский, — я уткнулась носом в подушку, глядя на него. — Встану с кровати и выскажу все претензии. Вплоть до моего спасения.
— Давай в следующей жизни, Замогильная. Мне кажется, я не готов, — пожаловался Шумский, осторожно потянув руку в мою сторону. Расстояние не позволяло сплести пальцы, но коснуться самых кончиков у меня получилось.
— Нет уж, не отделаешься теперь. У нас с тобой вся жизнь впереди, Вася. И я постараюсь, чтобы ты запомнил каждую ее минуту.
— Отец Сергий бы гордился нами, — улыбнулся Вася, а я ничего не ответила. Лишь кивнула, прислушиваясь к мерным ударам сердца.
Какая разница, чье оно? Теперь у нас масса времени, чтобы разобраться в наших отношениях. Мой взгляд упал на прозрачное стекло, за которым стоял Жнец. Всего на секунду я увидела его, затем он исчез. Я буду скучать по тебе, друг.
«Я тоже, Кристина».
Эпилог
— Отец диакон! Отец диакон!
Стук в дверь разбудил нас ранним утром. Солнце в Урюпинске едва-едва успело подняться, а некоторые неугомонные жители обивали пороги нашей с Васей квартиры.
— Иди, к тебе пришли, — пробормотала я, переворачиваясь в постели, утыкаясь носом ему в ключицу. Естественно, Шумский не встал. Даже глаз не открыл, делая вид, что он слепоглухонемой инвалид. Положил руку на талию, притягивая к себе плотнее.
— Пусть идет в табор к Олегу, — пробормотал сонно.
— Отец диакон, мне надо срочно отпустить грехи! — заорали за дверью.
— Он же не успокоится. Тем более Олег сдал сан и теперь живет во грехе, — иронично напомнила я, слыша Васин стон.
Цыганская свадьба с плясками и последующим задержанием долго ему аукалась. Никогда еще так не смеялась, выручая своего мужчину из управления полиции, куда его посадили за нарушение правопорядка. Зато теперь нашего диакона уважали не только городские жители, но и цыганский барон. Обещал нам на свадьбу устроить не меньший праздник, Станка еле отговорила.
Вася с неохотой отбросил одеяло и поднялся, хватая футболку. Надевать рясу не стал, только крест поправил на груди и мрачно взглянул на меня.
— Весело тебе? — поинтересовался он, наклоняясь для поцелуя.
— А то же. Не я тут главный диакон всей губернии, — отозвалась, отвечая на короткий поцелуй. От упоминания новой должности Шумского передернуло.
— Его высочество со своими шутками, — процедил Вася, шагая в коридор. Послышался хлопок двери, затем щелчок замка и радостный вопль нашего вурдалака Лелика.
— О-о-о! Отец диакон, какое счастье! А я тут прямо с кладбища к вам на прощение. Вы же знаете, теперь у меня праведная жизнь честной нечисти. Людей не кусаю, белок не ем. Вчера в бывшем склепе Гришеньки поймал крысу, тварь Божью, так отпустил. Но мысли черные посетили. Решил: надо бы исповедаться.
— Лелик, я сто раз говорил: диаконы грехи не отпускают! Мы существуем для защиты церкви и людей от зла!
