Он усмехнулся.
– Так вот, любой, с кем тебе придется иметь дело, за
очень редким исключением, с радостью тебя продаст и превратит в ничто. Примерно
на девяносто третий раз ты меня возненавидишь. Я уже через все это проходила.
Знаю, как это бывает. Это разъедает жизнь, как злокачественная опухоль. Из-за
этого я потеряла двух мужей, а еще один был такой продажной сволочью, что сам
бегал за репортерами и кричал: «А вот Таня Томас, не желаете ли?» – Она имела в
виду своего второго мужа, концертного менеджера.
– Скучать не приходится, – процедил он. Она никогда не
описывала ему подробностей, но он и сам подозревал, что ее жизнь – не сахар. –
Ну, и чего ты теперь ждешь, Танни? Что я от тебя откажусь? Не говори это, не то
я в тебе разочаруюсь. Меня не так-то легко запугать. Знаю приблизительно, что
собой представляет твоя жизнь! Мне попадаются газетенки, и я понимаю, чем они
кормятся и чем кормят публику. Ты правильно заметила: когда напишут про тебя
самого, впечатление сильное. Утром, открыв газету, я поймал себя на желании
кого-нибудь убить. Но ведь ты не виновата! Ты сама жертва.
– Люди этого не помнят, – грустно возразила она. – А с
этих лгунов взятки гладки. Их не побороть. Судиться с ними – и то бесполезно:
как бы они ни врали, иск – всего лишь способ повысить их тираж. Вот увидишь,
рано или поздно они так тебя замучают, что ты меня возненавидишь.
– Я люблю тебя, – отчетливо произнес он, вставая и
устремляя на нее решительный взгляд. – Люблю! Поэтому не хочу, чтобы это с
тобой происходило. Конечно, во мне будет кипеть ненависть, когда они будут про
меня врать. А врать они будут: я ведь всего-навсего тупой техасский ковбой, и
все решат, что я охочусь за твоими денежками, что ты меня подцепила, и так
далее. Ну и что? Мы с тобой – живые люди. Вывод один: мне не удастся сидеть
безвылазно в Вайоминге, как я собирался. Придется проводить больше времени в
Лос-Анджелесе, защищая тебя. Не могу же я позволить, чтобы ты страдала из-за
меня, а я сидел у себя на горе и в ус не дул! Какое-то время будем оба мотаться
туда-сюда, пока ты не решишь, что устала, и что настало время ухаживать со мной
на пару за лошадками.
– Я не откажусь от своей карьеры, – предупредила она
его, хмурясь. – Несмотря на все это, я люблю делать то, что делаю. Люблю петь.
– Я тоже люблю то, что ты делаешь. Не собираюсь
настаивать, чтобы ты все это бросила. Возможно, у нас не получится жить часть
времени здесь. Но давай хотя бы попытаемся! Посмотрим, что из этого выйдет. Я
хочу быть с тобой – здесь, там, где угодно. Я люблю тебя, Танни. А на то, что
про нас будут болтать, мне наплевать.
– Ты серьезно? Даже после этого? – Она помахала
газетой.
– Серьезнее некуда. – Он широко улыбнулся, подошел к
ней и поцеловал. – Они тут пишут, что ты затащила меня в постель, посулив
ранчо. Когда я пропустил эту часть истории?
– Ты ее проспал. – Она улыбнулась. – Я нашептала ее
тебе на ухо.
– Ты – потрясающая женщина. Ума не приложу, как ты
терпишь всю эту клевету.
– Сама удивляюсь. – Она положила голову ему на плечо,
он обнял ее. – Как я их ненавижу!
– Не трать зря силы. Вот что я тебе скажу: тебе надо
быть осторожнее. Хватит распевать гимны на родео, таскаться с ранеными ковбоями
по больницам, воображая, что там тебя не узнает ни одна собака, покупать просто
так ранчо. Впредь будем умнее, идет? Если хочешь, прячься за моей спиной. Мне
все равно, что они наговорят. Что про меня можно насочинять? Что ни напишут –
все правда. Я приму огонь на себя.
– Я люблю тебя, Гордон! Я так испугалась, что ты теперь
не захочешь на меня смотреть! – С той минуты, как ей попалась на глаза газета,
она не находила себе места.
– Вот еще! Я сидел тут и размышлял, как бы мне
уговорить Шарлотту отпустить меня на весь следующий уик-энд, чтобы я мог
преподнести тебе сюрприз – нагрянуть в Лос-Анджелес. Может быть, такой, с
подбитым крылом, я ей не пригожусь?
– Ты правда хотел бы приехать? Чудесно!
– Попытаюсь. На следующей неделе нам с ней предстоит
серьезный разговор. Когда закончится летний сезон, я бы хотел перейти здесь на
неполный рабочий день.
– На забывай, что зимой у меня турне по Европе и Азии.
Это будет сущий кошмар.
– Звучит заманчиво! – Он улыбнулся. – Мне уже не
терпится.
– И мне. – Глядя на него, Таня думала о том, что
теперь, когда Гордон будет заботиться о ней и защищать ее, жизнь полностью
преобразится. Ей хотелось тоже быть ему полезной.
– Кстати, куда нас занесет на Рождество?
– Я забыла. То ли в Лондон, то ли в Париж, то ли в
Германию. Уж не в Мюнхен ли?
– Как насчет венчания в Мюнхене? – предложил он, нежно
целуя ее.
– Мне бы больше хотелось выйти замуж в Вайоминге, –
возразила она. – Пусть нашими свидетелями будут горы, под которыми я тебя
нашла.
– Ладно, это мы уточним позже. – Он заставил ее
подняться и обнял здоровой рукой. – Есть более неотложные вещи. – Он потянул ее
в спальню. – Больному пора на боковую.
Таня догадалась, что он хочет убедиться, что между ними
действительно не пробежала кошка. Было больно думать, что они последний день
вместе.
Они пролежали в постели до вечера, пока остальные катались
верхом. Он уснул в ее объятиях, и она долго прижималась к нему, все еще не веря
в свое счастье. Два дня назад она едва его не лишилась. Теперь об этом страшно
вспоминать.
Хартли провел день в задумчивости: раскачиваясь в седле, он
пытался освоиться с мыслью, что может потерять Мэри Стюарт, если она не
вернется к нему из Лондона.
– Не терзай себя понапрасну раньше времени, –
посоветовала ему Мэри Стюарт, когда он поведал ей о своих страхах.
– Не могу. Вдруг ты не вернешься? Что мне тогда делать?
Я только что тебя нашел и мне трудно смириться с возможностью скорой утраты. –
Он не говорил ей о своем намерении посвятить их встрече новую книгу. Это ничего
не изменило бы, но позволило бы дать выход чувствам. – Ты не можешь мне
обещать, что обязательно вернешься. Ведь сама в точности не знаешь, как все
обернется.
– Верно. Но в жизни итак много утрат. Зачем пробовать
их на зуб еще до того, как они нас настигнут?
– Потому что иначе их вкус слишком горек. Если бы я
тебя потерял, то извелся бы от тоски.
При этих словах она не удержалась и поцеловала его.
– Я сделаю все, чтобы вернуться как можно быстрее.
Его ответ так ее удивил, что она остановила лошадь.
– Если можешь спасти свой брак, лучше не возвращайся, –
молвил он задумчиво. – Мы с Маргарет тоже однажды чуть не развелись. Прожили
около десяти лет, и у меня появилась женщина. Очень глупо с моей стороны, я
никогда больше так не поступал. Не знаю, как это получилось. У нас возникли
проблемы, стало ясно, что у нее не может быть детей, и она очень тяжело это
переживала. Прямо тронулась рассудком! Мы отдалились друг от друга. Думаю, она
винила в своем бесплодии не только саму себя, но и меня. Независимо от причины
я изменил жене, и она об этом узнала. Из-за этого мы разошлись, на полгода, и я
продолжал ту связь, что было еще глупее. К тому времени я решил, что влюблен, и
это запутало все еще больше. Она была француженка, я поехал к ней в Париж.
Потом помчался в Нью-Йорк, чтобы сказать Маргарет, что развожусь с ней. Но
приехав, понял: все, что я в ней любил, осталось при ней, как и то, что я в ней
не любил, вместе с причинами, по которым я ей изменил. У нее сохранились все ее
несовершенства – нервозность, иррациональность, из-за которой с ней было трудно
поладить, а также все то, что я в ней обожал: честность, верность, творческий
дух, чудесное чувство юмора, яркий ум, скромность, чувство справедливости. Я
любил в ней миллион разных качеств... – Он говорил это со слезами на глазах,
Мэри Стюарт тоже не могла побороть слез. – Я вернулся в Нью-Йорк, чтобы
проститься с Маргарет, а вместо этого еще сильнее в нее влюбился.
