Она долго и упорно шла к признанию и уплатила за него
высокую цену – много того, чего уже не вернуть. Она доверяла, любила, но больше
всего трудилась – так, как никто. Мэри Стюарт хорошо это знала. В итоге подруга
покорила вершину и осталась на пике славы в одиночестве – местечко оказалось не
слишком уютным. Мэри Стюарт только догадывалась, каково ей, Таня же испытала
все на собственной шкуре.
– Рассказывай, как дела. Как долетела? Как Алиса? –
Таня уселась в большое удобное кресло – до Уиннемакки, что в штате Невада, где
им предстояло провести первую ночь, путь неблизкий.
– Алиса в полном порядке. Она в Голландии. Кажется,
влюбилась. У нее до того счастливый голос, что мне ее больно было слушать. Билл
тоже не жалуется. – Про Билла ее еще не спросили. Назвав его, она тут же
помрачнела. – Судя по всему, он очень занят. – Главное, не захотел, чтобы она
была с ним, и этого Мэри Стюарт не могла ему простить. Она умолкла, но вид у
нее был совершенно несчастный.
– Ладно, не темни.
– Я еще ни в чем не уверена. – Она долго молчала, глядя
в окно. – Я все думаю...
Заглянув подруге в глаза, вспомнила их задушевные беседы в
Беркли. Они доверяли друг дружке все свои мечты и не скрывали своих желаний.
Тане хотелось тогда одного – выйти замуж за Бобби Джо. Мэри Стюарт собиралась
работать, удачно выйти замуж, родить детей. Она вышла за Билла через два месяца
после выпуска и какое-то время не сомневалась, что обрела желаемое. Теперь
уверенности сильно поубавилось.
– Не знаю, захочу ли я вернуться, когда кончится лето,
– тихо сказала она.
Таня вздрогнула.
– В Нью-Йорк? – Она не могла представить Мэри Стюарт калифорнийкой.
Кроме Тани, у нее не было на западном побережье друзей, да и вся она
принадлежала восточным штатам. Для такого решения требовалась большая смелость.
Мэри Стюарт покачала головой. Ее ответ поразил Таню еще больше.
– Нет, к Биллу. Я еще не разобралась до конца, но когда
он уехал, во мне что-то оборвалось. Он, видимо, считает,, что ему теперь все
позволено. Захотел – и поехал на два месяца в Лондон без меня, хотя я могла бы
его сопровождать: его фирма оплатила бы мое пребывание. Но он этого не пожелал.
У меня другая стезя: следить за его квартирой, принимать для него звонки,
готовить ему еду. А он не считает нужным разговаривать со мной, заботиться обо
мне, развлекать. Молча винит меня в гибели Тодда – во всяком случае, в том, что
я его не остановила. Ведет себя так, словно мы перестали быть мужем и женой.
Вот оно, наказание: я состою в браке, а он .– нет. Это как приговор на
пребывание в чистилище. Я позволила ему меня карать, потому что сама
чувствовала себя виноватой. Но потом случилась странная вещь: стоило мне
по-твоему совету убрать вещи Тодда – и я вырвалась на волю. Конечно, мне
грустно, я чувствую потерю, скорблю.
Вот и в последнюю ночь она проливала слезы по сыну и по
своему замужеству. Недаром она чувствовала перед отъездом, что уже не вернется,
а если вернется, то совсем другой.
– Но виноватой я больше себя не считаю. Это произошло
не по моей вине. Ужас, конечно, но Тодд поступил так по собственной воле. Я бы
не смогла его остановить. Он не послушал бы даже мать.
– Ты действительно в это веришь? – спросила Таня с
облегчением. Именно это она и пыталась внушить подруге в Нью-Йорке, но тогда
Мэри Стюарт еще не была готова ее услышать. Видимо, Танины слова оказались не
напрасны. Ей хотелось надеяться, что это так.
– Теперь верю, – спокойно ответила Мэри Стюарт. –
А Билл, наверное, нет. Боюсь, он никогда не перестанет меня наказывать. – Глядя
в окно на пейзажи округа Лос-Анджелес, она вспоминала мужа. – Мы с ним больше
не женаты. Тан. Все кончено. Если бы я задала ему прямой вопрос, он не смог бы
этого признать. Но между нами все равно ничего не осталось, и он, по-моему,
тоже так считает. Иначе я была бы сейчас не здесь с тобой, а в Лондоне с ним.
– Может, он просто еще не готов посмотреть тебе в лицо?
– Тане хотелось быть к нему справедливой, но она подозревала, что Мэри Стюарт
права. То, что она услышала от подруги в Нью-Йорке, звучало сущим кошмаром.
Молчание, одиночество, боль отторжения... Даже для Тани его нежелание взять
жену в Лондон выглядело признаком окончательного разрыва.
– По-моему, возвращаться некуда и не к кому. Мне
потребовалось много времени, чтобы взглянуть правде в лицо. Особенно трудно это
оказалось потому, что раньше я считала наш брак необыкновенно удачным. Больше
двадцати лет – это о чем-то говорит! Раньше все было хорошо, даже очень... Мне
казалось, что мы – близкие и счастливые люди. Просто поразительно, что так
случилось в результате трагедии. Казалось бы, мы должны еще больше сблизиться,
а тут...
– Как раз нет, – искренне отозвалась Таня. – Браки
обычно не выдерживают потерю детей. Супруги либо начинают обвинять друг друга,
либо замыкаются каждый в своей скорлупе. Сама я этого, конечно, не испытывала,
зато много читала. Так что ваш случай – не исключение, а правило.
– Получается, все эти годы не в счет. Раньше я думала, что
это все равно как деньги в банке: накапливаются, чтобы пригодиться при
необходимости. А у нас получилось наоборот: крыша обвалилась, а свинья-копилка
оказалась пустой. – Как ни печальна была ее улыбка, она уже смирилась со своей
участью, хотя на это ушло всего несколько последних недель. Времени, истекшего
после его отъезда в Лондон, ей хватило, чтобы разобраться в себе. – Если жизнь
останется такой же, какой была весь последний год, я бы предпочла к ней не
возвращаться. Вряд ли мы сможем что-то исправить.
– А ты попыталась бы, если бы он тебя об этом попросил?
– осведомилась Таня.
Подобно самой Мэри Стюарт, она всегда считала ее брак
образцовым.
– Не уверена, – осторожно ответила Мэри Стюарт. – Пока
что не знаю в точности. Мы прошли через такие мучения, что обратно идти я не
хочу – только вперед.
Несколько минут они сидели молча, глядя на холмы возле
Сан-Бернардино. Потом Мэри Стюарт задала Тане свой вопрос. Обе уже успели
растянуться на диванчиках. Таня наконец-то сняла шляпу и сбросила сапоги.
Путешествовать так очень удобно. – Что происходит у Тони?
– Ничего особенного. Он обратился к адвокату. Мои
интересы тоже защищает адвокат. Так все обычно и бывает, но от этого не
становится менее противно. Он требует дом в Малибу, а я не соглашаюсь его ему
отдавать. Я сама его купила, вложила в него почти все деньги. В конце концов,
мне придется заплатить за дом немало отступного. Вот такие дрязги. Заграбастал
«роллс-ройс», а теперь требует еще алименты и соглашение о разделе имущества и,
видимо, добьется того и другого. Он твердит, что мой образ жизни причинял ему
боль и страдания и теперь ему нужна компенсация. – Таня пожала плечами, Мэри
Стюарт побледнела от негодования.
– Я думала, он постесняется... – Она всегда переживала
за Таню, когда узнавала, как по-свински с ней обращаются. Казалось, люди
считают возможным не церемониться с ней – звезда все стерпит. Даже Тони повел
себя в конце концов как остальные. Все как будто забывают, что имеют дело с
живым человеком. Так им проще – иначе было бы трудно заглатывать желанные
куски.
