– Не очень-то у тебя ладно, Мэри Стюарт. – Таня
вцепилась в нее мертвой хваткой. Упорство – главная ее черта. Она не поленится
перевернуть все камни до одного, чтобы отыскать истину во всем. Одержимое стремление
к правде – общее свойство ее и Зои. Впрочем, Таня всегда шла к ней обходным
путем и, найдя искомое, сразу смягчалась. – Почему ты не говоришь мне правды,
Стью?
– Я говорю тебе правду, Тан, – стояла на своем Мэри
Стюарт.
Стью, Тан, Танни... Как далеко в прошлом остались эти
дружеские имена! Там же остались все обещания, надежды. Там было начало.
Настоящее больше всего походило на конец: все паруса обвисли, руки опускаются,
вместо того чтобы сжиматься в кулаки. Мэри Стюарт ненавидела свою теперешнюю жизнь.
– У нас все в порядке, честное слово.
– Ты говоришь неправду, но я тебя не виню. Ты вправе.
В этом и состояла разница между Зоей и Таней. Зоя ни за что
не позволила бы ей лгать, прятать голову под крыло. Она сочла бы своим долгом
вывести ее на чистую воду, пролить беспощадный свет на омут ее боли, воображая,
что этим ее исцелит. Таня по крайней мере отдавала себе отчет, что так ничего
не добиться. К тому же ей самой сейчас несладко. Любовная интрига, конечно,
выдумана желтой прессой, но журналы близки к истине, утверждая, что у нее с
Тони появились нелады. Раньше он получал удовольствие от огласки, но теперь
стал ежиться в бесстыжих лучах прожекторов, направленных на них, стыдился лжи,
негодовал от угроз, преследования, судебных исков, стараний разных жуликов
любыми средствами нажиться на имени его жены и втоптать его в грязь. Это
доводило до безумия и напрочь лишало спокойствия. Настоящая Таня неминуемо
должна была потонуть в этом мутном потоке.
В последнее время Тони все настойчивее жаловался на происходящее,
и жена не могла ему не сочувствовать. Единственный способ покончить со всем
этим – сойти со сцены. А этого от нее не требовал даже он. Все другое приносило
облегчение ненадолго. Время от времени им удавалось улизнуть, но путешествия –
хоть на Гаваи, хоть в Африку, хоть на юг Франции – не решали проблему, являясь
короткой приятной передышкой. Весь ее феноменальный успех, огромная слава,
миллионы обожателей и поклонников – в общем, жизнь звезды превращала ее из
триумфаторши в жертву. Мало-помалу Тони это надоело. Она могла пообещать ему
лишь одно: стараться как можно меньше быть на виду. На прошлой неделе она даже
не навестила в Техасе мать, хотя собиралась, – до того боялась, что, уехав,
только подкинет хворосту в костер слухов. В последнее время муж без устали
повторял, что он и дети больше не в силах терпеть такое, причем тон, которым
это говорилось, ужаснул Таню – ведь она отдавала себе отчет, что не может
изменить ситуацию: все их мучения проистекали извне.
– На следующей неделе я буду в Нью-Йорке, потому и
звоню, – объяснила Таня. – Зная, как ты занята, я решила заранее договориться с
тобой о встрече, иначе ты удерешь ужинать с губернатором, чтобы выжать из него
деньжат на свои благие дела.
Много лет Таня с поразительной щедростью жертвовала на подопечных
Мэри Стюарт, дважды, не жалея времени, давала концерты. Впрочем, с тех пор
утекло уже немало воды. Теперь она слишком занята. У нее не оставалось минутки
даже на себя. Ее теперешние импресарио и менеджер жестче предыдущих: те хотя бы
немного ее жалели, а эти только и делают, что заставляют выступать. Ведь можно
сколотить несметное состояние, продавая альбомы с записями концертов, права на
куколок и духи, выпуская новые компакт-диски и кассеты. Таня шла нарасхват.
Дельцам, спешившим погреть на этом руки, нет числа. Но сама она в данный момент
склоняется к тому, чтобы еще раз сняться в кино.
– В Нью-Йорке у меня телевизионное шоу, – известила она
Мэри Стюарт, – но главное – переговоры с агентом насчет книги. Позвонил
издатель и предложил мне написать книгу. Это не слишком интересно, но выслушать
их предложения я готова. Разве обо мне еще можно сказать что-то новое?
Ей уже были посвящены четыре биографические книжки,
написанные невесть кем, – злобные и по большей части неточные, – но Таня
относилась к авторам снисходительно. Только после первой она позвонила Мэри
Стюарт среди ночи в истерике. Много лет они утешали друг друга в трудную минуту
и не сомневались, что так будет всегда. В зрелые годы столь верных друзей уже
не завести. Такая дружба вызревает медленно, ее холишь, как крохотный саженец,
которому требуются десятилетия, чтобы превратиться в раскидистый дуб. Более
поздние годы не так благоприятны для корней. Дерево их дружбы укоренилось давно
и теперь на удобренной почве могло выдержать любой ураган.
– Когда ты появишься? Давай я встречу тебя в аэропорту,
– предложила Мэри Стюарт.
– Лучше встретимся по пути и вместе поедем в отель. Там
и поговорим. Во вторник. – Таня собиралась, как всегда, воспользоваться
самолетом компании звукозаписи. Ей это было очень легко, все равно что сесть в
попутную машину. Мэри Стюарт всегда восхищало, как запросто ее подруга летает
по свету. – Я позвоню тебе из самолета.
– Буду ждать. – Внезапно Мэри Стюарт почувствовала себя
маленькой девочкой. У Тани неподражаемая манера подхватывать ее на лету и брать
под крыло, не давая упасть, отчего ей снова становилось легко и радостно. В
предвкушении скорой встречи Мэри Стюарт заулыбалась. С прошлой минула целая
вечность. Она уже не помнила, когда виделись в последний раз, хотя Таня наверняка
ответила бы сразу, спроси ее об этом.
– До скорого, подружка. – Таня тоже улыбнулась и
добавила серьезно и так ласково, что Мэри Стюарт зажмурилась: – Я тебя люблю.
– Знаю. – У Мэри Стюарт выступили на глазах слезы. Эта
доброта невыносима. Вытерпеть свое одиночество не в пример проще. – Я тебя тоже
люблю, – проговорила она из последних сил. – Прости... – Она зажмурилась еще
крепче, борясь с волной переживаний.
– Не надо, деточка. Все хорошо, Я знаю, знаю... – Хотя
в действительности она ничего не знала. Никто ничего не знал. Никто не смог бы
понять, что она сейчас чувствует, даже ее собственный муж.
– Значит, увидимся на следующей неделе. – Мэри Стюарт
взяла себя в руки, но Таню трудно провести. Мэри Стюарт возвела дамбу, чтобы
сдержать поток боли, но Таня сомневалась, что это сооружение продержится долго.
– До вторника. Надень простые джинсы. Мы съедим по
гамбургеру, а может, закажем еду в номер. Пока.
Она пропала. Мэри Стюарт стала вспоминать, какой она была в
Беркли. Тогда, в самом начале, все виделось так просто... Простота кончилась со
смертью Элли. И они вошли в настоящий мир. Вспоминая, она смотрела на
фотографию у себя на ночном столике. Вся их четверка на первом курсе – дети,
младше даже ее собственной дочери... Длинноволосая блондинка Таня,
сексапильная, глаз не оторвать; Зоя с длинными рыжими косами и честным
пристальным взглядом; неземная Элли с нимбом белых кудряшек; сама Мэри Стюарт –
глазастая, высокая, с длинными каштановыми волосами, уставившаяся в камеру...
Казалось, с тех пор минуло целое столетие. Так и есть. Она долго вспоминала
былое, пока не уснула, как была, в джинсах и тенниске.
