– Не стоит пресмыкаться предо мной. Поклона было бы достаточно. – холодно прокомментировал зрелище Гринривер. В слабом свете этой ночи его изуродованное лицо пугало ничуть не хуже чем лицо Салеха, а это было не так то просто!
– Кто вы? – Хрипло спросил молодой человек.
Стало возможным разглядеть его лицо. Вытянутое, тонкое, с благородными чертами. Порода, которую легко можно было найти в портрете Ричарда Гринривера, и которая была полностью чужда Рею Салеху.
– Ричард Гринривер. Вы должны были обо мне слышать. Я часто попадаю на страницы газет. – графеныш отвесил короткий поклон.
– Барон Эжен Дюфен. Не могу сказать про себя того же. – молодой человек вылез из лужи с полнейшим равнодушием к своему гардеробу. – Я о вас наслышан. Но я до сих пор не понимаю, что вы тут делаете! – Закончил он не слишком приветливо.
– А вы, как я понимаю, скорбите? – последнюю реплику собеседника Ричард проигноровал. – Кто она? Мать? Сестра? Нет, пожалуй, ваша возлюбленная. О матери скорбят не так. И о сестре.
– Откуда вы знаете? – Все так же сипло ответил барон.
– Если я скажу, что убивал? Матерей, сестер и возлюбленных, вас это сильно шокирует? – В голосе Гринривера прозвучали презрительные интонации.
– Возлюбленная. Ее звали…
– Мне не нужно ее имя. Признаться, меня больше интересуете вы. Прошу вас, ответьте на один мой вопрос, удовлетворите мое любопытство. – Ричард жестом прервал собеседника. В его голосе звучала горечь.
– Спрашивайте. Но после прошу вас удалиться, вы не тот человек что разделите мою скорбь. – а вот Эжин никакого пиетета перед собеседником не питал. И страха он тоже не испытывал.
– Почему вы страдаете?
– Что? – Кажется, скорбящего барона этот вопрос шокировал.
– Я хочу узнать, почему вы страдаете из-за чужой смерти? Неужели ни одна женщина не заменит ее? Всегда ведь есть более страстная, более родовитая, более образованная, если вы предпочитаете женщин поумнее. Хотя я это тоже не понимаю. Вы так оплакиваете время, которое потеряли на нее? – Ричард задавал вопрос так, словно интересовался погодой.
А вот теперь на лице Эжина проступил настоящий ужас. Он смотрел на Ричарда, и едва мог вдохнуть от страха, что сковал его зябкими путами.
– Чудовище! Неужели вы никогда никого не любили? – Впрочем, барон быстро овладел собой.
– Отчего же… Любил. Но право, меня быстро отучили от этого бреда.
– А когда любили, вспомните, если бы эта девушка умерла, что бы вы испытывали?
Воцарилось молчание. Только дождь с ветром пели свою бесконечную песню.
– Радость! Я бы испытал радость… – Ричард был не слишком уверен в том, что говорит.
А вот барон был готов упасть в обморок.
– П… почему?
– Если бы она умерла, я бы смог откопать ее тело, и сохранить для себя. Взгляд ее глаз провожал бы меня ко сну. Ее, остальную, я бы поставил в кабинете, чтобы я мог любоваться ее совершенным телом. Но волосы я бы наверно отделил, с кожей головы. Чтобы я мог иногда вдыхать ее запах. И вам доступна эта радость. Если хотите, я принесу вам лопату. – В голосе Гринривера звучала неподдельная забота и участие.
– Не надо. Вы не понимаете, и вам никогда не понять. – Страх сменила усталость. Стало видно, что Эжин истощен. Лицо серое от усталости, а в глазах лихорадочный блеск близкого безумия. – Вы не знаете, что такое любовь. Вы не делите свое сердце ни с кем. А любовь – это разделить одно сердце на двоих. И когда ты разделяешь себя, то с тобой разделяет себя весь мир. Вы никогда этого не узнаете, в своем демоническом одиночестве. Вам не ведомо, что значит разделить с другим человеком весь мир. Когда умирает любимая, это словно умирает часть тебя. Как бы вы оплакивали себя, сэр Ричард?
– То есть прямо сейчас вы хотите вернуть часть себя? Словно руку или ногу? – Гринривер говорил без насмешки.
– Представьте, что у вас вырвали сердце. Вместе с ребрами и позвоночником. – Второй раз прогонять собеседника у барона Дюфена духу не хватило.
– Знакомое чувство. Как раз с этими чувствами я хорошо знаком. Я понял Вас, сэр Эжин, это была интересная беседа. Благодарю вас, вы удовлетворили мое любопытство. Но у меня возник еще один вопрос. А что бы вы отдали за шанс позвать вашу любимую обратно?
– Я знал, что разговоры на кладбище с жуткими существами заканчиваются этим. – Невесело усмехнулся барон.
– И все же?
– Что вы хотите?
– Хочу право смотреть на мир вашими глазами, слышать вашими ушами, любить вашей любовью и страдать вашей болью. Хочу знать, что такое быть вами. Когда того пожелаю.
– И всего-то? Я думал вы попросите мю душу!
– А вы отдадите? – Уточнил Ричард со всевозможной заинтересованностью.
– Я согласен на ваши условия! Ну, что там про видеть… – От темной, жуткой надежды молодого человека затрясло. А глаза, кажется, разгорелись темным огнем.
– Сделка! – Ричард протянул руку и вложил в раскрытую ладонь собеседника жемчужину.
Из Ричарда вырвалась алая нить и вонзилась Эжину под сердце, а потом исчезла, истаяла в воздухе.
– Когда часы пробьют полночь, позовите снова… ту, с которой делили мир. Уверен, теперь ваш зов не останется без ответа. – Ричард приподнял мокрый цилиндр в жесте почтения. – Прощайте, барон, больше мы никогда не увидимся.
И Ричард растворился во тьме дождя. Он отправился искать компаньона.
– Так, я все организовал. В полночь этот милый молодой человек активирует жемчужину. Я выиграл нам три часа времени. Так что предлагаю пойти и выпить горячего вина со специями!
– Это с какого-такого перепуга? Может тогда сразу во дворец заглянем, перекинемся там в картишки? Там вино всяко лучше трактирного! – предельно ядовито ответил громила. – Гринривер, послушай меня, я тебе сейчас умную вещь скажу: ты тупой, от того и страдаешь.
– Прошу вас объясниться! – покрытое ранами лицо побелело об бешенства. Теперь от трупа Гринривера не отличил бы даже специалист.
– Ну сам посуди, вот мы сидим, значица, мокрые, в таверне, пару часов, вино хлещем. Потом уходим. А потом на городском кладбище, вблизи королевской усыпальницы, восстают мертвецы. А потом кто-то проникает и в саму королевскую усыпальницу. Ричард, для общего развития интересуюсь, а ты бы на кого подумал?
– Мы… Мы будем инкогнито! – до молодого человека постепенно доходил размер проблемы, в которую он создал.
– Нет, Ричард, извини, но ты точно тупой. Мы же с тобой одна сплошная особая примета. Тебя блин в лицо половина города знает. А мою ногу другая половина. Еще глупые идеи будут? Нет? Если нет, то пойдем, я тут видел одну подворотню тихую. Там посидим до полуночи.
Капитулирующий графеныш уныло плелся за компаньоном. Рей Салех гнусно хихикал, но делал это очень тихо.
