Глиняные стены, беленые мелом, дощатые полы, крашеные суриком. Две дощатые кровати, Стол, пара стульев, шкаф.
– Я привык к большему уровню комфорта! – Молодой человек нашел самое цензурное выражение своих мыслей.
– Гринривер, снобизм тебе не к лицу. Помнится, мы с тобой спокойно дрыхли на голой земле и жрали слегка обожжённое мясо. Скажи спасибо, что не на сеновале!
– И сортир тут на улице! – Ричард кинул вещи на кровать и потер лицо, его пальцы с видимом интересом изучали его же шрамы.
– Тут есть сортир. Точка. Значешь, Ричард, почему ты жизнь обижен? Это потому, что ты жадный, до усрачки. Тебе хоромы царские дают, да любой солдат портки продаст за такие квартиры. А он морду кривит.
– Я аристократ! Это определенный уровень комфорта, походы – это дело другое, это…
– Ричаррд, давай на чистоту – Салех кинул заправленное одеяло на застеленную кровать, повернулся на пятках и скрестил руки на груди. – Из тебя такой же аристократ, как из меня штурмовой пехотинец!
– Но вы и есть штурмовой пехотинец, вас даже увечье не остановило! – Гринривер покоился на протез.
– И, по твоему, я вот такой вот пехотинец? Только?
– Разумеется, вы не только пехотинец, вы… – До Гринривера дошло.
– Вот и я о том. Ты не просто аристократ. Так что для тебя совсем другие границы. Ты выше их, и тебя эти условности волновать не должны. Докажи всем что ты можешь спать в жидкой грязи, в качестве подушки сапог, а вместо одеяла – лист брони от вражеского паровика. – Глаза салеха вспыхнули энтузиазмом, который Ричарду очень не понравился. Громиле вполне могла прийти идея объявить очередную тренировку, и спать Ричарду в грязи. А то что на улице сухо вдвойне осложняло существование графеныша, Значит для грязи придется предварительно натаскать воды.
– И вы хотите сказать что мое смиренное принятие всех жизненных невзгод возвышает меня над изнеженными аристократами? – Гринривер был рад переключить приятеля на менее опасную для себя мысль.
– Да, твое графейшество, все так. Так что не ной, тут наверняка есть интересные блюда местной кухни, которые в других местах не попробуешь. – Рей закончил с кроватью.
– Мистер Салех, исполняйте свои прямые обязанности и озаботьтесь нашим комфортом!
– Ричард, без проблем, но все же, твоя изнеженность и страсть к комфорту тебя подводят! – Салех был полон дурного энтузиазма. Гринривер с трудом подавил желание попятиться. – Вот давай подумаем, приезжаешь ты в город, а там твой враг живет. И ему докладывают, что Ричард Гринривер приехал в город. В какой гостинице он должен тебя искать?
– Разумеется, в самой лучшей. Зачем кому-то усложнять жизнь, если все можно сделать просто? Меня быстро найдут, мы быстро решим все вопросы, а вышколенные слуги уберут кровь и трупы. – Ричард тоже умел не замечать иронии, правда тут не очень ясно, шутит ли Салех или нет.
– А если тебе не хочется, чтобы тебя нашли?
– Дам портье денег чтобы он молчал. Убью кого-то в назидание. – Пожал плечами молодой человек. – Но я понял, о чем вы говорите. Вы угомонитесь, если я застелю кровать? – короче, Ричард был недостаточно зол чтобы устраивать скандал или драку, и достаточно разумен чтобы не провоцировать на скандал душехранителя.
– Ага, чтобы потом ни одна придворная шавка не сказала, что я тебя слишком плохо готовлю! – Рей бы доволен.
– А что, были и такие? – Ричард взял в руки простынь и стал озадаченно крутить ее.
– Нет, не было. Но ведь они могут быть! – изрек Салех глубокомысленно.
– Довод. – Ричард и сам бы не мог сказать, что его развеселило. Но его раздражение куда-то схлынуло. Подушка заняло свое место на идеально застеленной кровати. В каких-то вопросах графеныш был сущим перфекционистом.
Разговор прервал стук в дверь.
– Ну чаво милки, пойдем, поснедаем. Я там щи сварила. И картошки пожарила. С Салом и водочкой самое то! – Бабулька даже стучать не стала.
– Кажется, лучше бы мы остановились на сеновале. Он всяко лучше, чем этот проходной двор! – Ричард, за малым, не задымился от злости.
– А самогон у вас, бабушка, гонят? – Рей же, напротив, словно и не заметил вторжения.
– Гонят. Как не гнать? – Старушка с усмешкой глянула на громилу.
– Вкусный?
Взгляд старушки окончательно потеплел.
– Пойдем, угощу. И тощего с собой бери, его видать, контузило хорошо. Мой Густав такой же был, чуть что не по евону, тут же буянил. А я его поленом! Только одна и сладить могла.
– А помер от чего? – Салех натянул чистую рубаху. Отодвинул Ричарда с прохода и последовал следом за домовладелицей.
– Да поленом я его и зашибла. Случайно. Исподевалась потом многократно. Но в распутстве я каялась больше!
– Ну, пойдем мать, расскажешь о твоих похождениях! – Салех схватил онемевшего приятеля за рукав. Тот безропотно шел следом.
Его не боялись. Перед нем не лебезили. Ему это было так внове…
Кормила мисс Берти просто, но сытно. Правда, в тишине поесть не вышло.
– Рапортеры, говорят. Из самой столицы. – Голос старушки раздался с улицы.
– Да ты шо! Прям из столицы? – второй голос, приятелям незнакомый, судя по всему, принадлежал немолодой женщине.
– Мисс Берти! А красивые хоть? – а вот этот голос был молодым и звенел.
Приятели аж есть перестали.
– Да какой там, страшные! Один такой здоровый, лысый, с него как кожу сняли, а потом прижгли. Ручища черная, что твоя лапища, а вместо ноги железяка с когтями. Но ладный, жаром так и пышет. А второй тощи, жилистый, а морда лица такая, будто медведь погрыз. Но волосы красивые. На дороге таких увидаешь, мигом карманы вывернешь.
– Может солдатики? – снова женский голос.
– Может и солдатики, выправка у громилы ну чисто у деда моего, он лейтенантом служил. А тот что тощий, прям контуженный! Морду страшную кривит и глазами вращает. Требует себя благородием называть, видать хорошо ему по головушке прилетело. Благородие из него как из козла моего.
Ричард аккуратно положил на стол согнутую вилку.
– Милостив государь, пристроил инвалидов к делу! – Одобрительно произнес голос за окном.
На этих словах Рей прижал лоб к столу и громко выдохнул. Его давил хохот. Кумушки тем временем ушли от дома и голоса пропали.
– Мистер Салех, это чистейший сюрреализм. Может стоит раскрыть наши личности? Тогда эти люди будут вести себя соответствующе! – из голоса Гринривера не уходила растерянность.
– Я тебя умоляю, твоё графейшество, я этой славой твоей уже наелся. Оно знаешь, только первости весело. Ты вспомни, когда с тобой нормально люди разговаривали? Без вот этих твоих сословных заморочек? Да я даже на заморочки согласен. Нам с тобой в этой стране приказывать могут десяток человек, все остальные лебезят, и им всем чего то нужно. А тут я прям как домой попал. Давай ты это, без дерьма всякого поживи хотя бы пару дней? Я тебе потом просьбу буду должен.
