Тут нужно отметить два момента. Ричард с Салехом действительно занимались подобным. Это позволяло эффективно и без лишних жертв спустить пар. А еще Ричард с возрастом всерьез научился иронизировать. При этом нужно отметить, что основным его учителем тут выступал, неожиданно, Салех. Ричард никогда не понимал, осознает ли Салех всю ту глубину впечатления, которое производит на людей. Но Ричард прекрасно уловил взаимосвязь. И сейчас с удовольствием смотрел на громилу. Тот с вытаращенными глазами смотрел на приятеля и только кивал, как болванчик. Такой глубины иронии Салех не ожидал.
– Сурово! – мужики были впечатлены.
– И что вы о них такого выясняете? – с любопытством уточнил старик. Он растерял изрядную долю вальяжности и слушал с открытым ртом.
– О, сейчас расскажу, в прошлом году этих двух ублюдков отправили на море, за какой надобностью, доподлинно не известно, но мы отправились следом… – Ричард увлеченно пересказывал свои похождения. Иногда он пораженно замирал, когда пытался поведать очередной эпизод чужими глазами. До него внезапно доходило, что в мире есть много чего, кроме боли и удовольствия. Он словно вышел из темной комнаты на солнце. И в этой комнате он жил уже много лет. Не покидая.
До изобретения действенных методов психотерапии оставалось еще полсотни лет, но сейчас Гринривер проходил то, что много лет спустя назовут «катарсис».
Но если кто-то подумает, что Гринривер хоть в чем-то раскаивается, это будет самая большая ошибка из возможных. Он просто внезапно осознал, что пропустил в своей жизни много интересного.
Посиделки продлились до поздней ночи. Местные подходили и уходили, шёпотом передавая друг другу подробности историй, которые они услышали за долгие часы застольной беседы. Истории ветвились, преображались и едва ли не становились собственными противоположностями. Рей и Ричард наверно очень удивились бы, услышь они отдельные версии. Какие-то из них предельно походили на правду. Народу становилось все больше.
Когда солнце скрылось, многие жители вытащили из ближайших домов столы и лавки и выставили их прямо на городскую площадь. Из пекарни мальчишки выносили блюда с тонкими хлебными лепешками, на которые пекарь положил помидоры, сыр и ароматную зелень. Появились кувшины с молодым вином.
В какой-то момент зазвучала скрипка и к ней присоединилась дудочка. Внезапный праздник набирал обороты, загорелись первые факела на длинных шестах, молодёжь закружилась в первых танцах.
– А ты, солдатик, говоришь, на своем протезе ловок? И что, и станцевать сумеешь? – разбитная девица из пивной изучала громилу большими влажными глазами. Ее румяное лицо в свете костров, кажется, светилось.
– А и сумею! – Рей ловко подхватил девушку на руки и пошел в сторону танцующих пар. Та весело визжала.
– На, паря, хлебни винца. А то, я смотрю, ты совсем смурной. Вспоминаешь кого? – один из местных жителей, чьи лица сливались для молодого человека в беспрерывный поток, сел рядом за стол и протянул Гринриверу глиняную чашку.
Ричард лишь покачал головой. Мужичок верно уловил настроение бессмертного аристократа, но совершенно не угадал мотивы Палача народов.
А Ричард, кажется, впервые в жизни наблюдал за праздником не из-за границы света. Не стоял там, куда отступает тьма, пока горят костры и звучит музыка. Не был стремительной тенью, что пролетает сквозь праздник, едва касаясь людей и судеб. Не молчаливым наблюдателем, голодным хищником или верным стражем чужого счастья. И даже не случайным гостем, которому дали согреться у жаркого костра. Он был среди этих людей своим.
Но любой праздник подходит к концу. Подошел и этот. Большие костры на каменных площадках жарко тлели горячими углями. Рядом с ними сидели жители деревни и вели тихие разговоры и разливали по чашам остатки молодого вина.
– Что, солдатик, а правда девки говорят, ты из благородных? – девушка, чье лицо надежно скрывала тень, вынырнула из темноты. От девушки пахло мылом и свежим потом. В темени можно было различить лишь ладную фигурку.
– Я Джереми. Моя кровь не принесла мне счастья, – Ричард опирался спиной на ствол развесистой липы. Дерево росло у забора на краю площади и под ним стояли лавки и столы, которые уже унесли.
– А покажи мне свои руки? – неожиданно попросила девушка.
Ричард растерялся, но требование выполнил. Его руки проворно схватили и развернули ладонями вверх. Пальцы девушки были сильными и сухими.
Девушка задумчиво изучала ладони и даже закусила нижнюю губу. Потом долго водила пальцами по ладоням Ричарда.
– Ты никогда не занимался тяжелой работой. И вправду, благородный, – незнакомка неожиданно потянула руки Ричарда на себя и те легли прямо на ее грудь. Через ткань сарафана кожа девушки едва ли не обжигала.
– Неожиданно… – Ричард самодовольно хмыкнул и властно потянул девушку на себя, впиваясь поцелуем в губы.
– Ага, знаешь как себя с бабой вести, – девушка довольно хмыкнула. Поцелуй вышел жарким и чувственным. – Значит, красавчиком был! Волосы какие, густющие – любой девушке на зависть. Пойдем, солдатик, в поле. Я там места заповедные знаю, чудеса покажу!
И незнакомка увела Ричарда за собой. Отблески огня осветили ее лицо. Нельзя было назвать девушку красавицей: широкое лицо, круглый подбородок, курносый нос. Но лукавый взгляд из-под густых ресниц и ямочка на подбородке придавали простому лицу очарование, что свойственное лишь молодости.
А еще у девушки была на диво ладная фигурка.
Заповедные места девушка отыскала у себя на сеновале и действительно делала ими чудесные вещи. И Ричард, пораженный, изучал новый для себя опыт. Близость с девушкой, которая искренне ему симпатизирует и отдается как человеку, а не его богатству, власти или социальному положению.
Где-то час спустя, когда Ричард излился в девушку уже дважды, она угомонилась.
– Красивый ребеночек от тебя будет. С волосами такими. Золотыми, – незнакомка закинула бедро Гринриверу на живот и сейчас завороженно крутила в пальцах тяжелые пряди его волос. – Можно будет ему сказать, кто у него папка?
– Я и сам бастард! Я…
– Не, не бастард ты, – девушка покачала головой, – ведешь себя сковано, не нашенский ты, будто впервые к людям вышел. Тебе мир вокруг чужой. А кому мир может быть чужим? Только благородным. Но ты не бойся, я смышленая, но не болтливая и не жадная.
Гринривер только вздохнул. На это ему возразить было нечего.
– Я признаю ребенка. И даже дам ему свою фамилию. Он даже получит шанс унаследовать мой титул после моей смерти, – Ричард не удержался от злой шутки.
– И хорошо! Как раз ребёночек сразу благословение святого Ирвина получит. Здоровым родится! – девушка взлетела на Ричарда и повела бедрами, пробуждая в любовнике желание.
– То есть ты сейчас со мной, потому что я благородный? – после третьего раза Ричард задумчиво смотрел на небо. Там, одна за одной, гасли звезды. Небо предвещало утро.
