Чем дальше двигались, тем чаще останавливались…
Кобзарь засунул руки в карманы куртки, зашагал вперед.
Пешком из центра до Нивок по прямой — легко.
Время он не засекал. Мерял дорогу шагами, не глядя по сторонам. Казалось, он вел за собой влажный вечер, сумерки все густели. За мостом, ближе к Политеху, где вчера стреляли, вдруг неизвестно почему к темноте примешался туман, город вокруг теперь напоминал черный кофе с молоком. Добравшись до Шулявки, Олег начал ощущать усталость. Сцепил зубы, ускорился — пробудилась привычка действовать наперекор. Не присел, не передохнул, курил на ходу. Уже дойдя до последнего отрезка, который определил финишной прямой, снова ощутил, как спину покалывают невидимые иголочки.
Он был доволен собой. Не разучился ворочать мозгами. Подумал, кое-что прикинул, сделал выводы. Дал Головко несколько подсказок. Видишь, вывел на правильный путь. Сейчас узнает, что он там накопал.
И сдастся ему с дорогой душой.
Все кончится еще сегодня.
Как он и рассчитывал, пеший переход занял чуть больше двух часов. С непривычки дыхание все-таки сбилось, и Олег, следуя договоренностям, не торопился нырять в парк. Кофе стоял в горле, его вкус уже вызывал изжогу. Но других вариантов добить остатки времени не было. Так что он пристроился возле ближайшего киоска, где его делали, взял американо, потому что больше порция. Не спеша докурил последнюю сигарету из пачки.
Пошел.
Асфальтированная дорожка вела вниз. От озера потянуло, сырость ранней весны стала еще менее уютной. Когда впереди блеснула вода, шум проспекта уменьшился. Чем ближе он подходил к месту встречи, тем тише становилось. Деревья поглощали звуки вечернего Киева. Выйдя на берег, Кобзарь увидел старый речной пароход, который белел в сером тумане. От берега до его борта тянулся широкий мостик, по обе стороны которого тускло светили фонари. С мая по сентябрь на корабельной палубе работало кафе для непривередливых. Бедненькое меню по макушку компенсировала атмосфера трапезы посреди воды. Если идти вдоль берега вправо, можно увидеть другие места алкогольного отдыха — также закрытые не в сезон.
Головко не было видно.
Вообще — ни одной живой души.
Как всегда в таких случаях, Олег предположил: перепутал место, пришел не туда. Но отбросил предательскую мысль, вместо этого взглянул на дисплей. До указанного времени оставалось еще четыре минуты. Ну, подождем еще.
Кобзарь не спеша прогулялся по берегу, от скуки считая шаг за шагом. Досчитав до сотни, повернулся через левое плечо, двинулся назад, играя в то же самое. Теперь часы показывали ровно девятнадцать часов, и Олег напрягся. Замер, слушая темноту. Ни впереди, ни сзади, ни вокруг между деревьев — никакого движения.
Дав рыжему еще пять минут, Кобзарь поднес телефон ближе к глазам. Присмотрелся, ища нужный номер и вызывая абонента. Звонок пошел.
И Олег сразу услышал его.
Слева, откуда-то из-за кустов.
Никого другого тут быть не могло — только тот, кому звонили.
Не сбрасывая вызова, Кобзарь уверенно двинулся на звук. Поднялся немного вверх, теперь под ногами оказался скользкий грунт. Треснула ветка, заставив вздрогнуть. Он обошел кусты, сделал еще несколько шагов вперед. Не сдержался, крикнул:
— Артемон, какого черта…
И тут же увидел Головко.
На земле, неуклюже лежащего на боку.
Телефон звучал из кармана джинсов, через ткань мигал огонек дисплея.
Кобзарю не хотелось верить, что Артем мертв.
Но это было так.
16
Первым делом он выключил мобильник.
Потом огляделся, никого не увидел, ничего не услышал. Шагнул ближе, наклонился, подсвечивая телефонным фонариком. Свет был очень тусклый, но все же его хватило, чтобы увидеть замершее лицо, половину которого заливала кровь.
Стреляли в голову.
Мысль заработала сразу, так, будто Кобзарь снова был опером, который осматривал жертву на месте преступления. Он знал Головко, себя тоже знал очень хорошо, как любого другого опытного сыскаря. Выстрел в голову означает только одно: убийца не мог подойти вплотную. Когда его подпускают близко, не чувствуя опасности, он стреляет куда угодно, кроме головы. Чтобы лупить в череп, нужно поднять вооруженную руку выше. Это дает жертве, в данном случае Головко, несколько мгновений форы. Которые опытный, бывавший в переделках полицейский использует для себя. Как минимум дернется, уберется с линии огня, пойдет в контратаку.
Следов борьбы даже при тусклом свете Олег не увидел.
Значит, убийца настолько профи, что сумел попасть в цель в сумеречном тумане, еще и с расстояния, не приближаясь, не выдавая себя.
Мигом вспомнилась вчерашняя дневная перестрелка.
Тогда так же палили с расстояния.
Наклонившись, Кобзарь тронул Артема за плечо. Неподвижное тело не отозвалось, не подало даже малейших признаков жизни. Выстрел смертельный, он умер, так ничего и не поняв. Та кровь, которую Олег легонько мазнул пальцем, не успела загустеть. Смерть догнала Головко совсем недавно. Но выстрела Кобзарь не слышал.
Рука скользнула ниже, отвернула край расстегнутой куртки.
Пистолет в кобуре, под левой подмышкой.
И снова он не услышал звук выстрела — но пуля смачно впилась в ствол осины, под которой лежал труп.
БЕГИ.
Кобзарь тут же упал на землю, откатился, поднялся на четвереньки и попятился под прикрытие ближайших кустов. Вдогонку полетели одна за другой еще три пули. Стрелок посылал их хаотично, не прицельно, словно сеял во все стороны. Последний выстрел заставил Олега снова прижаться к земле, прислониться к ней лицом. В рот попали прошлогодние прелые листья, он сплюнул с отвращением, опять откатился.
Так он действовал, когда на Донбассе россияне прошили автоматными очередями лесополосу, посылая пули наугад: а вдруг-таки зацепят кого-то. Приходилось играть в прятки, не выдавать себя, не вступать в прямой контакт, чтобы потом, после нескольких часов паузы, пройтись по вражескому тылу, сделать свое дело.
Он прислушался, уловил наконец движение за деревьями, не очень далеко, но и не близко. Отполз, меняя укрытие. Замер, чуть ли не до крови прокусил губу. Снова сплюнул грязь, уперся в землю руками, распрямил себя, будто пружину. Несколькими большими прыжками сократил расстояние между собой и мертвым Головко, повалился рядом.
Стрелок среагировал на движение — еще два хлопка, пули прошли над макушкой.
Пистолет.
Где-то глубоко, очень глубоко внутри Кобзарь понимал — нельзя касаться тела, тем более брать оружие Артема. Как бы то ни было, это докажет его присутствие на месте убийства. Хотя его наверняка застрелили именно здесь и сейчас, потому что знали об их встрече. И убийство так или иначе цеплялось к Олегу. Но он ничего не мог с собой поделать. Надоело убегать, осточертело прятаться и подставлять щеки после каждого удара.
