— Поясните.
— С Мэри я познакомился… То есть она познакомилась со мной… в одной не очень гламурной забегаловке. Кто-то точно знал, когда я там буду. Эта самая личность подкрутила буфетчицу Зою, чтобы та рассказала мне о проблемах незнакомки и уговорила выслушать и помочь. Допускаю: Зое даже немножко заплатили за услугу.
— И?
— Вера, я утром поделился догадкой с Артемом. Направил его по тому следу. Он сказал потом — что-то нашел, но должен проверить. Все правильно делал, между прочим. Поэтому с утра я уже сам поговорю с ней. Хочу услышать то же самое, что Головко.
Вера задумчиво склонила голову набок.
— Почему это не могу сделать, например, я?
— Потому что одного я уже послал на смерть.
— Хорошо. Вашу Зою допросят официально…
— И она включит дурочку в полиции. Знаю я ее, Вера. Задерживать женщину нет оснований. Зато тот, кому не стоит, будет знать, что после убийства Головко ее вызвали менты. Так ее жизнь окажется в опасности. Согласны?
— Логика тут есть.
— Вам лучше иметь в помощниках партизана. Вообще, если меня после всего и удастся отбелить, дальше заниматься своим делом я не смогу.
— О чем вы?
— За эти дни я дважды, — Кобзарь показал два пальца, — оказывался под огнем. В обоих случаях мишень из меня была идеальной. Да черт побери, Вера, меня могли убить там же, на месте, рядом с Мэри! Но кто-то меня гоняет, будто дрессированного хищника.
— Интересное сравнение.
— Какое есть. Один знакомый, неглупый человек, объяснил: выглядит это, будто меня хотят загнать в угол и вынудить действовать так, как кому-то нужно. Использовать вот такое мое положение, понимаете?
— Не очень. Вы скрываетесь, мало что можете.
— Тут ошибочка. Когда-то мог больше, чем кто-то другой.
— Если так, против вас играет тот, кто хорошо знает Олега Кобзаря.
Он переварил услышанное.
— Не думал так уж. Спасибо, полезная деталь. Я бы сказал, особая примета. Итак, — он потер руки, — вы не будете мне мешать.
— Это означает — должна способствовать, — хмыкнула Вера. — Как именно?
— Уже. В квартиру пустили. Надеюсь, не выгоните.
От неожиданности Вера охнула:
— Дайте воды напиться, потому что так есть хочется, что переночевать негде! Слушайте, вы нахал!
— Так лучше всего. — Кобзарь гнул свое, старался быть убедительным. — Мы должны постоянно находиться на связи. Я нужен вам, вы — мне. Там, где вы чего-то не сможете официально, в игру вступлю я. И наоборот, вы имеете возможность добывать официальную информацию там, где она для меня закрыта.
Она поправила волосы, хотя прическа не успела растрепаться.
— Даже не знаю…
— Разве вы боитесь консьержки?
— При чем тут…
— Вам принесли пиццу среди ночи, и курьер сидит уже больше двух часов. Репутация.
— Как раз это меня меньше всего волнует. Вахтеров, которым мы, жильцы, платим деньги, и подавно не должно волновать.
— Если так, договорились. Спать могу даже на полу. Плюс ко всему, здесь меня никто не догадается искать.
— Стратег. — Вера покачала головой. — Вы всегда не даете людям выбора? И еще кто-то жалуется на донецкий стиль…
— Расцениваю это как согласие. Идем дальше?
Вера взглянула на часы:
— Два часа ночи.
— Мы только начали. Моя очередь. Вас же интересует личность Мэри.
— Конечно. — Она оживилась. — Говорите, она с Донбасса?
— Ровеньки.
— Город на рвах.
— Ага, так она и сказала. Родители вернулись туда в позапрошлом году, поздней осенью. Допускаю, в ноябре, не раньше. Дочка осталась здесь, но не у родственников под Киевом. Есть еще родня в Харькове, но там долго не задержались, сепары — пробы негде ставить. А тут беженцы жили, пока не разошлись во взглядах окончательно.
Пальцы Веры переплелись, она пошевелила ими.
— Забыла, говорила ли вам: те четверо тоже с Донбасса.
— Почему-то меня такое совпадение не удивляет.
— Значит, Ровеньки… — Она прищурилась. — Извините, сейчас глупость спрошу. Фамилию Мэри вам не называла, так?
— Было б иначе, это упростило бы дело.
— Значит, — кивнула Вера, — что имеем? Девушка остается в Киеве после разрыва с родителями. Рожает, допустим, год назад, ей делают кесарево… Погодите! — Она встрепенулась. — Родители еще были здесь, а она уже забеременела. Конфликт мог случиться и из-за этого. Простая математика. Девять месяцев плюс год… — На миг она замолчала, а затем, будто Кобзарь не сидел рядом, обратилась сама к себе: — Кесарево же, ребенок мог родиться раньше. Когда, говорите, Мэри с семьей уехали из своих Ровеньков?
— По ее словам, летом. Когда все началось и стало ясно, что скоро не закончится.
— Тогда же встретила, гм, благотворителя. Где-то же должна была рожать. Знать бы фамилию, роженицу проще найти. Роддомов немало, но и не так много. Фамилия, фамилия…
Она повторяла это, как мантру, а пальцы ее уже расплелись. Сперва защелкала «мышь», потом пальцы побежали по клавиатуре.
— Есть идея какая-то, вижу.
— Есть. — Вера писала быстро. — В Донецке остались кое-какие контакты. Мои приятели, знакомые мужа.
— Подождите. — Кобзарь напрягся. — Сепары?
— Что такое? — Она резко подняла голову, перестала писать.
— Я все-таки воевал с ними.
— А я от них уехала еще раньше, — отрезала Вера. — У вас есть другой способ найти информацию оттуда — милости просим. Брататься с ними я вас не прошу.
— Разве вы, следовательница, имеете право собирать там официальную информацию?
— И кто об этом у меня спрашивает? Официальное лицо? Или человек, который находится в розыске и уболтал меня, следователя, спрятать его, нарушив кучу законов?
Олег решил промолчать.
— Вот так, — победно произнесла Вера, и пальцы ее снова защелкали по клавиатуре.
— Тот… ну… знакомый ваш… Он там, у сепаров, силовик?
— Угадали. — Ответ прозвучал сухо.
— Донецк и Луганск — разные регионы. Ровеньки — Луганщина.
— Выключите наивного, Лилик. — Она впервые назвала его прозвищем. — Они там все прекрасно скоординированы. Информацией обмениваются постоянно, потому что одно дело делают, из одного корыта кормятся и с одним врагом воюют. Донецкий контакт имеет возможность сделать нужный запрос даже не через луганских товарищей, а прямо в Ровеньки. Ориентир: беженцы, которые вернулись назад в ноябре-декабре четырнадцатого года. Там все фиксируют. Фамилию Мэри буду знать уже через сутки, если повезет.
