— Сегодня меня это не удивляет.
— Тем лучше, — говорила она уже совсем спокойно, буднично. — Никого я из себя не строила. Тогда отказалась, но Машке подробностей не рассказала. Не вышло — пусть. Когда через пару дней позвонили с другого телефона, назначили другое собеседование, а предложение было точно такое же, я сдалась. Потому что дошло: «Ольвия» — посредническая контора. Благотворительный фонд — понты для гостей столицы. Там собирают не кого попало, только нас, беженцев от войны. — Сейчас с Кобзарем говорила совсем другая Элис, не та, которую он уже успел узнать. — Поняла все, не думай, не дура или конченая какая-то. Нам, беженцам, уже терять нечего. Все потеряли, что могли, и никто тут не виноват. Где мы числимся? В списках, базах данных разных сомнительных контор? Как к нам относятся? Как к необходимому злу. Видел бродячих собак? Их или в приют загоняют, кто добрый, или подкармливают, кто милосердный, или отстреливают, кто боится. Лучше бы нас не видеть, ничего о нас не знать. Жрем из помоек, убегаем от людей, хвосты облезшие поджав, — нормально. Только ж не выйдет. С нами же что-то делать надо. Не собаки, живые люди, граждане, имеем права! — Она завелась и уже перекрикивала музыку, но увидела боковым зрением, что привлекает внимание бармена, понизила голос. — Все это лирика. Мы есть. Но нас нет. Никто не заступится в случае чего. Мне, кстати, паспорт «Ольвия» восстановила, очень быстро. Полгода слонялась без документов, с какими-то справками временными, даже в больницах посылают. Тут раз — и готово. Заряжено все, концы всюду есть, кто-то хорошо прикрывает. Видишь, сперва война не оставляла выбора, теперь вот мир.
— Еще пива? — спросил он, чтобы заполнить чем-то неудобную паузу.
— Не допила. — Элис кивнула на кружку, полную на треть. — Ну его все к такой-то матери. Опыт какой-никакой имела. Чего ломаться, другого не будет. Пошла предоставлять сексуальные услуги. Правда, на квартиру устроили. Еще и одна жила. Как у них это выходило, сколько свободных хат по Киеву держат — не знаю. Машке соврала, что в колл-центре на телефоне сижу, «Ольвия» общежитие намутила. Как-то оно шло. Пока не загребли в оздоровительном центре одном, под Киевом, с бандитами. Пасли их, нас приняли заодно. Замес серьезный был, могли пришить сообщничество. Пришлось сказать тому Свистуну, кто за нами стоит.
Музыка для Кобзаря вдруг перестала существовать.
Как и весь бар.
— Кому?
— Менту, который там, на месте, был. Фамилия такая, Свистун.
Мир вокруг качнулся, будто его подтолкнуло небольшое землетрясение.
— На «Ольвию» перевела или на кого-то конкретного?
— Я ж никого там не знаю. В смысле, фамилии там, все такое. Не уверена даже, что те, кто с нами всеми общается в этих делах, называют свои настоящие имена.
— И… что Свистун?
— Ничего. Разберемся, сказал. У меня тогда что-то включилось в голове. Решила — даром ляпнула, теперь точно влипла. Не знаю, как вырвалось, на что рассчитывала. Попросила, чтобы разрешил позвонить. Свистун покапризничал немного, для порядка. Потом завел в отдельный кабинет, закрылся изнутри…
— Дальше не надо. Проехали, все понятно.
— Ясно тебе? — Элис сузила глаза. — Я таким образом платила несколько раз в день, чтобы сбежать подальше. Не блядь я, ты хоть понимаешь это? Но иначе мы тут не протянем. Разве что не стреляют, а так все то же самое. Я сосала Свистуну его свисток за возможность позвонить Машке! Он позволил, даже вышел на пять минут, джентльмен!
— Зачем дернула Марию?
— Вспомнила про ее опекуна. Наверное, серьезный перец, вытянет. Сказала ей: так и так, подруга, «Ольвия» твоя — видишь, какая контора. Ты подкинула идею, а теперь есть проблема, выручай.
— А она?
— Очень спокойно выслушала. Пообещала разрулить. И правда, уже через час меня выпустили. Других девочек потом, уже не знаю как. Деньги Свистун не забрал, на такси хватило.
— Так Мэри дернула своего опекуна?
— Вроде бы да. Но потом все закрутилось.
— Что именно? Я не могу все клещами вытаскивать.
— А я не на допросе! — прошипела Элис, глоток пива немного успокоил ее. — Сижу тут с тобой, потому что сама хочу в этом разобраться. Короче говоря, вскоре Машка набрала меня. Мол, из той хаты убирается с вещами. Искать ее не надо, сама найдет, если нужно будет. Не просила, приказывала, вот так. Где, спрашиваю, осядешь? Она: не знаю. Может, у Люды.
Еще одна девушка в этой запутанной истории.
— Кто такая?
— Люда, да и все. Они лежали вместе в роддоме, родили в один день. Общались при мне несколько раз.
— Где живет?
— Спроси у «Гугла». — Она скривила уголок рта, поднялась. — Больше ничего не знаю. И некогда мне уже с тобой тут.
— Подожди. — Кобзарь тоже поднялся. — За границу тебя заставили ехать?
— Сама захотела. За счастье подальше отсюда. Хуже точно не будет. Ты вчера девкам такой кайф перебил…
Она взяла конверт, натянула свою смешную шапочку и ушла, не прощаясь.
5
Клетчатый пиджак со стильными заплатками на локтях.
Под ним белый гольф. Горчичного цвета штаны, туфли с округлыми носами, низкие массивные каблуки. Наверное, еще и подкованные, потому что при ходьбе слишком сильно стучат. Волосы в этот раз не узелком, собраны сзади в небольшой хвостик. Очки в другой оправе, более консервативной.
— Вы служите в полиции. Если бы я знал это тогда, когда вы пришли первый раз…
— Что бы изменилось?
— Ничего. — Андрей Верига без приглашения устроился на стуле, положил ногу на ногу. — Посетили анонимно, интригует. Знаете, мы, творческие люди, любим, когда есть загадка.
— Где вы ее увидели?
— Так вот же! — Он сделал театральный жест. — Вера… Вы же позволите так? Или у вас принято по званию?
— Позволю.
— Благодарю, — расплылся он в улыбке шута, демонстрируя превосходство и самоуверенность, и в собственном кабинете она вдруг почувствовала себя незащищенной. — Итак, Вера, место вашей работы не значит для меня ничего. Предложение в силе. Приглашаю в студию, сделаем красивую сессию. У меня есть несколько идей. — Под стеклышками очков блеснул огонек. — Одна женщина, четыре ипостаси. В форме вы одна, в гражданском другая, в модельном третья…
— А в саване?
Огонек погас.
— Почему в саване?
— Те девушки, четыре. Ваши модели, времена года. На каждой были платья такого кроя, похожего на одежду мертвых. Они же все мертвы, Андрей Анатольевич.
— Кто?
— Не нужно.
Вера вытащила из ящика тонкую папку, из нее — четыре снимка с каждого места, где нашли тела. Выложила перед Веригой в том же порядке, как изобразил он. Только здесь девушки выглядели иначе.
