– Как тебе удалось найти его так быстро?
Камуньяс немного потянул время, чтобы набить себе цену, а потом сказал:
– А ты посмотри на этот шкафчик.
На дверце было написано: ТРЕНЕР. Да, это и вправду оказалось не таким сложным делом.
– И что теперь? Что будем делать?
Я посмотрел на блокнот, и уже готов был что-то ответить, как вдруг в коридоре послышались шаги. Наверное, это «Кронос» возвращались с тренировки.
– Бежим, – шепнул я.
Мы бросились к двери. И прямо в лоб столкнулись с ней...
– Что делать здесь? – спросила она.
Мы с Камуньясом посмотрели на Нихал и улыбнулись. Это была, конечно, она.
– Что делать в раздевалке нашей? – повторила Нихал свой вопрос.
– Что делаем... – сказал Камуньяс, пытаясь импровизировать. – Скажи лучше ты, Пакет, что мы тут делаем.
– Мы просто... ничего... – сказал я. – Мы просто ошиблись дверью. Мы искали свою раздевалку, и...
– Раздевалка ваша маленький, наша большой. Невозможно перепутать, – сказала она.
– Это да, – сказал я.
Я не знал, что ещё сказать. Камуньяс сглотнул. Похоже, у него тоже не было идей. Мы с Нихал переглянулись. Я уже говорил, что у неё очень тёмные глаза, и когда она серьёзно на тебя смотрит, становится страшно. Я не знал, что делать. И что говорить. Если Нихал настучит своим, у нас будут очень большие проблемы. Вдалеке послышался шум. Остальные члены команды спускались по лестнице. И тут я сделал это. Не думая. Не зная, почему. Я подошёл к Нихал... и обнял её.
Нихал парализовало. Кажется, это было последнее, чего она ожидала в этой жизни. Я посмотрел на неё и пожал плечами.
– Тебе было неприятно?
Нихал не ответила. Камуньяс толкнул меня вбок.
– Надо идти, – сказал Камуньяс. – Пойдём.
И потянул меня за руку.
– До свидания, – сказал я.
Нихал слегка кивнула. И мы с Камуньясом умчались, пока не пришли остальные.
– Вы с ней встречаетесь? – спросил Камуньяс.
– Не говори ерунды, – ответил я. – Я обнял её, чтобы отвлечь внимание.
– Ага, – кивнул он.
Наконец, мы вбежали в нашу раздевалку. С чёрной записной книжкой Хабермаса.
39
Записная книжка вся была испещрена схемами расстановок и рисунками. Ещё там были какие-то номера и пароли. Множество страниц, исписанных и разрисованных от руки. Была только одна проблема.
– Тут всё на немецком! – воскликнула Алёна.
Мы столпились вокруг чёрной записной книжки, словно это был магический объект. В результате было решено отправиться в гостиницу, чтобы спокойно в номере посмотреть, сможем ли мы обнаружить на этих страницах что-нибудь полезное.
– Кто-нибудь знает немецкий? – спросила Мэрилин.
– Я знаю английский, – сказала Анита, у которой всегда были пятёрки по английскому.
– А я – французский, – сказала Алёна.
– Я – галисийский немножко знаю, – сказал Томео, который уже достал нас своими рассказами о том, как в августе он поедет к бабушке и дедушке в Галисию.
– Ну и к чему нам галисийский? – спросил Камуньяс.
– А ни к чему, – сказал Тони. – И книжка эта, по ходу, нам совершенно бесполезна.
По правде говоря, чем дольше мы смотрели на исписанные немецким страницы, тем яснее становилось, что иметь блокнот Хамермаса и не прочитать его равносильно тому, чтобы не иметь его вовсе. Мы находились на сорок четвёртом этаже отеля «Бали». Солнце било через окна. Внизу призывно блестело море.
– Могли бы сейчас спокойно на пляже валяться вместо того, чтобы тратить время на эти дурацкие расследования, – сказал Грустный.
И он был прав, чего уж там. Думаю, в тот момент мы все немного расстроились. На следующий день нам нужно было играть в финале. В самом главном матче в нашей жизни. А мы тратили время на расследования, которые пока ещё никуда нас не привели.
– Смотрите, смотрите, – воскликнул Восьмой, показывая на экран телевизора, который кто-то уже успел включить.
Показывали Люсьена. Похоже, это были новости. Я взял пульт и увеличил громкость. На экране демонстрировались архивные кадры с Люсьеном, а диктор тем временем говорил, что после таинственного ухода знаменитого футболиста из «Кроноса», распространяется всё больше слухов о том, что Люсьена завербовала одна из крупных футбольных команд. И что он может стать самым молодым игроком, дебютировавшим в профессиональной лиге. Среди команд, которые могли переманить к себе Люсьена, назывались «Реал Мадрид», «Манчестер» и даже команда его родного города – «Пари Сен-Жермен».
Хотя, по правде говоря, всё это были только слухи, и никто не знал, что же на самом деле стало причиной его ухода. Потом ведущий перешёл к другим новостям футбола. Алёна выключила телевизор. Казалось, она ужасно сердилась на Люсьена.
– Ну так... С блокнотом-то что будем делать? – спросил Камуньяс.
– Можно попробовать поискать переводчика, – сказал я.
– И где, интересно знать, мы найдём сейчас человека, который знает немецкий и согласится нам помочь?
Мы все задумались. И тут в дверь постучали. Кто это мог быть? Возможно, тот, кто разрешит наши проблемы. Или совсем наоборот. Я медленно подошёл к двери и открыл её. Увидев, кто стоит на пороге, я чуть в обморок не упал. Это был мой отец. И он пришёл не один.
40
Рядом с отцом стояли Алисия и Фелипе.
И моя мать.
И отец Камуньяса.
А позади всех... Хабермас.
– Папа, – сказал я, – когда ты приехал? Что ты здесь делаешь?
– А ты как думаешь? – спросил отец и прошёл в номер в сопровождении всех остальных.
– Пакет, как ты мог? – сказала мама.
И посмотрела на меня так, будто я совершил преступление.
– Что вы себе позволяете? – воскликнул мой. отец.
Мы вдевятером стояли посреди номера, не зная, что сказать.
– Папа, – сказал я наконец, – нам нужно поговорить... наедине.
– Для чего? – спросил он очень сердито. – Хочешь объяснить мне, зачем ты залез в чужую раздевалку, рылся в шкафах и украл личную вещь незнакомого тебе человека? Или, может, скажешь, зачем следил за своими тренерами, обманным путём вынудив свою мать поехать на остров? Или для чего покинул гостиницу посреди ночи, не сказав взрослым ни слова? И подкупил водителя автобуса, заставив его гнаться за такси? Почему тебе понадобилось говорить со мной наедине? Франциско, ты собираешься объяснить мне что-то из этого?
