Я судорожно сглотнула.
Девушка протянула мне клык, и меня начало подташнивать.
— А где гарантия, что вы не используете ее кровь после нашего возвращения? — вмешался Ксандр.
— Вам придется поверить мне на слово, — беспристрастно ответил Ивон.
— А Иусхабии в качестве заложницы вам мало?
— Иусхабия представляет здесь интересы своего племени. Вам же плевать на нее. А на себя — нет.
Мои пальцы задрожали. Я мысленно подбадривала себя тем, что колдовство — сущий бред. Но не забывала о певчем камне желаний. Сложно отвергать одну магию и верить в другу.
— Возьмите мою кровь! — вдруг вызвался Ксандр, шагнув к дикарке. — Вам же нет разницы, кого убивать в случае неудачи?
Ивон хмыкнул и дал свое согласие:
— Хорошо!
Я обомлела. Еще недавно Ксандр подставил меня, а сейчас принял весь удар на себя. Зачем ему это?
Побрезговав брать грязный клык, он полосонул себя ножом по ладони и занес ее над чашей. Я поморщилась от вида крови, но не могла отвести глаз от того, как вязко она капала на глиняное дно. Загорелая рука Ксандра вскоре побледнела. Он потерял полстакана крови, и только после этого Ивон решил, что ему хватит пожертвованного количества.
Сжав кулак, Ксандр поднес его к своей груди и исподлобья покосился на Ивона.
— Ступайте за мной. Оба! — скомандовал он, развернувшись и неспешно направившись к ничем не примечательной хижине.
Вслед за нами шла девушка и двое воинов. Иусхабия осталась на улице.
В хижине было мрачновато и душно. Несколько лежанок с ткаными одеялами у стен и две низкие лавочки представляли собой убранство. Свет поступал сюда из крошечных щелей в потолке.
— Где карта? — прямо спросил Ксандр.
Кровь все еще текла, струйкой уползая под рукав.
— Вы ее получите. Обязательно, — ответил Ивон. — Присаживайтесь. — Он указал на лавочки, а сам сел между ними, снова в позе лотоса.
Девушка принялась толочь какие-то травы в чашах и заливать их водой. Пока она готовила кашицу, воины строгали тонкие палочки. С подозрением поглядывая на них, мы сели по разные стороны от Ивона и стали ждать.
Прошло не меньше часа, прежде чем все сдвинулось с мертвой точки. Смеси и палочки были готовы, свечи зажжены, а в хижину привели местного шамана — худощавого слепого старика с костлявыми кривыми пальцами и сиплым до скрипа голосом.
Его довели до меня, и он положил руки на мою голову. От них пошел такой жар, что я побоялась, как бы мои волосы не загорелись. Потом он проделал то же самое с Ксандром и что-то объяснил Ивону.
— Раздевайтесь! — велел вождь.
— Что? — в голос переспросили мы, уставившись на него.
— Вы же не думали, что я просто отдам вам единственный экземпляр карты амадина? — усмехнулся он. — Вы заберете ее в виде татуировок на спинах. У женщины будет сама карта, у мужчины — обозначения.
— Господи, — прошептала я и закрыла глаза, стараясь держать себя в руках.
Не припомню, чтобы когда-то мечтала о татушке, наколотой в антисанитарных условиях в грязной хижине дикарей-каннибалов…
— Отпустите ее, — сказал Ксандр. — У меня довольно широкая спина. Войдет и карта, и обозначения.
— Э-эй, н-нет! — Ивон принял у девушки глиняный стаканчик с водой и отпил. — Огненное море и Нертонские острова очень опасны. Вы потеряете всю команду. Чем больше носителей карты будут беречь оставшиеся в живых, тем выше ваши шансы добраться до амадина.
Поглубже вздохнув, я напомнила себе, что на кону не только наше счастье, но и наши жизни, и твердо ответила:
— Делайте свою татуировку! — и принялась сдергивать с себя жакет.
Последовав моему примеру, Ксандр тоже встал, скинул с себя плащ и взялся за рубашку.
Мне уже было безразлично, что на меня смотрят дикари: разделась по пояс догола и прикрыла грудь скрещенными руками. Беглым взглядом скользнув по мускулистому торсу Ксандра, я отвела его в сторону. Наша ночь все еще хранила во мне свое эхо.
Нас уложили на лавочки, животами вниз. Не самое удобное положение, но мы могли видеть друг друга. Это придавало мне сил и решительности.
Ивон подал знак, и нас обступили. Шаман отдал задания. Острие палочки коснулось моей правой лопатки. Я стиснула зубы и увидела, как Ксандр одними лишь губами шепчет: «Прости меня».
Пока соображала, как это расценивать, мою кожу уже прилично накололи. Лопатку обжигало, щипало и саднило. Иногда я постанывала, зажмуривалась и закусывала губу. Ксандр был непреклонен: не выдал ни единой эмоции, кроме глубокой вины в своих глазах.
Нас промучили до самой ночи. Обработали готовые татуировки какой-то мазью и приклеили к ним куски пальмовых листьев.
Шамана увели, а Ивон, вставая, заявил:
— Отплывете на рассвете. Отдыхайте.
Мы даже не стали спорить. Когда все ушли, Ксандр первым поднялся с лавочки и пошатывающейся походкой подошел ко мне. Осторожно взяв меня за плечи, помог встать. Я выпрямилась перед ним, покачиваясь и привыкая к возвращающимся ко мне ногам.
— Больно? — поинтересовался он.
— Окажешь первую медицинскую? — я вложила в эти слова всю свою обиду.
Улыбнувшись, он склонился и, притянув меня к себе, поцеловал.
Хотелось оттолкнуть, закричать, дать пощечину, назвать хамом... милым хамом... Броситься к нему на шею, обвить ногами его талию, кусать его губы и царапать кожу... Что, впрочем, я и делала, когда встрепенулась.
Поддерживая меня под ягодицы, Ксандр опьяненным взглядом посмотрел в мое отстранившееся лицо и произнес:
— И все-таки я тебе нравлюсь.
Боже, что я творю?! Там, на корабле, меня ждет Шанард. А я тут целуюсь с его злейшим врагом! Хороша красотка! Даже Софийка так подло со своими парнями не поступала.
Я попыталась оттолкнуть Ксандра, но куда мне! Засмеявшись, он опустил взгляд на мою грудь и промурлыкал:
— А сосочки налились. Жаждут моей ласки.
— Не твоей! — Я завертелась в его объятиях.
— Что, шаман возбудил?
— Даже если и он, не твое дело!
— Ошибаешься, писечка, — томно прошептал он. — Мое. Потому что ты — моя.
— Тебе приснилось, что ли? Отпусти меня немедленно!
Он и ухом не повел. Крепче удерживая меня, понес к настилу из одеял.
— Я закричу! — пригрозила я.
— Кричи, — улыбнулся Ксандр. — Иусхабия предупреждала, чтобы мы вели себя тихо. Хочешь стать ужином для Ивона, кричи. Хочешь наслаждения, молчи. — Он уложил меня на подстилку и навис сверху: большой, темный, пугающий, знающий, чего хочет. — Ты же хочешь меня, Аврора. Не отрицай.
