— Ты сам предложил, — сказал он.
— Сам, сам, — поспешно произнес Леонид. — Не бойся, не обману.
— Тебе лучше не знать, чего я боюсь, — сказал Лагутин. — Такое тебе в страшном сне не привидится.
— Ты согласен? — перебил Леонид. — Уговор в силе?
— В силе. Сделаю.
— Потом отзвонись. Пока.
В том, как попрощался Леонид Марков, было что-то барское, но Лагутин не стал придираться ни к интонации, ни к словам. Камень с души не свалился, зато сделался вполовину легче. Терпимо. Последняя ходка — и на свободу с чистой совестью. Через неделю Лагутин окажется очень далеко отсюда. Все будет впервые и вновь. Научился жить без воспоминаний о войне, забудет и эти похождения. Все, что для этого необходимо, — кардинальная перемена обстановки и образа жизни. А квартиру он продавать не станет, ни в коем случае. Придавит ностальгия или не приживется в Барселоне, так отступит на заранее подготовленные позиции. Так что стратегия разработана, осталось совершить пару тактических маневров.
Лагутин сверился с таймером, сел за руль и поехал к Наташиному офису, чтобы не упускать ее «Ауди» из виду. Адрес явочной квартиры ему был известен, и ключ имелся, однако, когда ты впутываешься в темную историю, нужно смотреть в оба. Кто его знает, Леню Маркова? А вдруг он какую-то подставу готовит? Если Лагутин заметит еще одну слежку за Наташей, то в пентхаус его ни за какие коврижки не заманишь.
Около часа он наблюдал за «Ауди» и прилегающей территорией, потом смотался по указанному адресу, проник в квартиру, проверил, не скрипят ли двери и ступеньки с верхнего уровня на нижний, осмотрелся и возвратился на исходную позицию. «Хвоста» он не обнаружил. Зато увидел кое-кого еще.
Лагутин пригляделся, проверяя, не обознался ли он, не принял ли за Дашу другую девушку. Это была она, он не ошибся. Одетая в пушистый костюм кролика или зайца, она прогуливалась возле зоомагазина «Наши любимцы», раздавая листовки. Вид у нее был нелепый и несчастный. Таская по тротуару здоровенные заячьи лапы, она время от времени отбрасывала маску, чтобы вытереть пот и взъерошить волосы, слипшиеся под меховой шапочкой. На другом углу торчал такой же «заяц», но мужского пола и ушлый, обменивающийся с пешеходами шутками-прибаутками.
Лагутин заставил себя отвести взгляд. Судьба Даши и обстоятельства, выгнавшие ее на улицу, его не касались… не должны были касаться. Он посмотрел на нее. Ее обступила стайка уличной шпаны, зубоскалящей над ее нарядом. Один дергал торчащие уши, другой делал вид, что собирается пристроиться к Даше сзади, чтобы поиметь ее по-кроличьи. Им было весело. Девушка безуспешно пыталась вырваться из окружения.
Заяц мужского пола, вместо того чтобы прийти напарнице на помощь, благоразумно скрылся за углом. Из магазина тоже никто не вышел. Выругавшись, Лагутин выбрался из «Хюндая». Он поймал одного остроумца за ухо, развернул к себе лицом и скучно произнес:
— Пошел вон, щенок. Кто не слышал? Непонятливые есть?
Непонятливые нашлись. Двое. Одного Лагутин отправил за оградку на газон. Второму заломил руку и полил конфискованной «колой». Молодежь пошумела немного на безопасном расстоянии и ретировалась.
— Спасибо, — сказала Даша. — Но не надо было. Теперь меня прогонят.
— За что? — удивился Лагутин. — Не ты же к ним цеплялась. И не ты их отшивала.
— Все равно. Нас строго-настрого предупреждали, чтобы никаких эксцессов. Кто престиж заведения подорвет, того уволят без оплаты.
— И много платят?
— Мало. Все же лучше, чем ничего.
Из магазина вышла сухопарая тетка с желтыми волосами и позвала:
— Шутова, Дарья! Тебе объяснить или ты сама понимаешь?
— Понимаю, Жанна Борисовна, — виновато пробормотала девушка.
— Тогда сдавай инвентарь — и будь здорова.
— Минутку, — вмешался Лагутин. — Вы же ей заплатите?
— У нас без соглашений, — отрезала заведующая. — На добровольных началах. А вам бы я порекомендовала не вмешиваться, гражданин. Полицию вызову. У меня все зафиксировано, как вы тут хулиганили.
Она показала издали свой мобильник.
Электронный век. От посторонних глаз никуда не спрячешься.
— Я подожду, — сказал Лагутин в понурую спину уходящей девушки-зайчихи.
Или крольчихи.
Он думал, что она будет отнекиваться, но она повторила:
— Спасибо.
— Не за что, — вежливо отозвался Лагутин.
— Вот теперь я вас точно узнала, — сказала Даша, обернувшись. — Сначала по глазам. Потом по голосу, но все еще сомневалась. А теперь уверена. Вы и тогда сказали, что не за что, помните? Когда в маске были.
— В маске ты, а не я, — напомнил Лагутин. — Сдавай свой инвентарь — и поехали.
Он был зол на себя, по-настоящему. Только последний идиот мог ввязаться в подобную историю, да еще накануне ответственного мероприятия. Здравый смысл твердил: сматывайся, удирай, рви когти, пока не поздно.
— Мне некуда ехать, — сказала Даша.
И он остался.
Несколько минут спустя они сели на парапет напротив стоянки, откуда хорошо просматривалась «Ауди» Наташи Марковой. Даша свое мороженое проглотила почти не жевавши. Было видно, что она ужасна голодна.
— Съешь что-нибудь? — проворчал Лагутин. — Или еще мороженое?
— Нет, спасибо, я наелась.
Вежливая какая!
— Почему тебе некуда ехать? — спросил он. — Ты не здешняя? Тогда общежитие должны выделить.
— Я жила в общежитии, — сказала Даша. — Но из универа меня выперли, а соответственно, из общаги тоже.
— Выперли? За что?
— У одного из тех, кому вы пальцы ломали, папа декан. Сами они меня больше не трогали, а папа отыгрался.
Лагутину ужасно хотелось выругаться. А еще — закурить. И хватить в придачу стакан забористой паленой водяры. Вместо этого он сходил за мороженым для Даши.
— Где ты обитаешь? — спросил он, пока она жадно грызла пломбир. — И почему домой не возвращаешься?
— Меня отчим убьет, — прозаически сообщила Даша. — Он и так не хотел платить за обучение. Согласился, лишь бы от меня избавиться. А теперь получится, что и денежки погорели, и я опять мешаю маму ремнем стегать.
Лагутин все же выругался. В рамках относительного приличия. Слово входило в словари, хотя предназначалось не для нежных девичьих ушей. Наверное, когда плохой человек совершает хорошие поступки, то хорошим людям от них один только вред. Лагутин считал себя очень плохим человеком. У него не было иллюзий на сей счет.
У Даши на сей счет имелось свое собственное мнение.
— Не надо ругаться, — сказала она. — Вам не идет. Вы хороший.
— Ошибаешься, — буркнул Лагутин.
