— Ты уверена, что хочешь знать? — спросил Лагутин строго.
— Хорошо, я понимаю, что вы мне не доверяете. Откровенность за откровенность. Хотите, скажу, за что меня тогда мучили на самом деле?
Он не смотрел на Дашу прямо, но видел, что она покраснела.
— Это не исповедь, — пробормотал он.
Она пропустила его реплику мимо ушей.
— Помните тех двух девушек, которые были на даче? — продолжала Даша. — Ну, которым вы потом пальцы повыкручивали.
— Я пальцы ломал, — с достоинством поправил Лагутин. — Каждому по одному пальцу. На долгую память.
— Мне кажется, я буду помнить тот день дольше, чем они. Вместе взятые. Это было так ужасно.
— Молодые кости быстро срастаются, — успокоил Дашу Лагутин.
— Я не про пальцы, — сказала она. — Ужасно было то, что они со мной делали. Нет, даже другое. Они словно в зверей превратились. В университете мы общались, нормально контактировали. С Алкой и Сандрой вообще дружили. И вдруг такое. Хотя там доля моей вины тоже была.
— Ну да, я помню. Ты отказывалась танцевать голой.
— Перестаньте! Дело в другом.
Даша смешалась, словно решая, продолжать ли рассказ или лучше замолчать. Лагутину стало неловко.
— Все, — сказал он. — Молчу и слушаю. Никаких подначек. Рассказывай. Если не передумала, конечно.
— Я у девчонок деньги украла, — созналась Даша.
Лагутин почувствовал себя обманутым. Эта история окончательно подорвала его и без того шаткую веру в человечество.
— Бывает, — сказал он. — Много денег?
— Много.
— И правильно. Чего мелочиться.
Лагутину захотелось высадить Дашу поскорее и выбросить ее из головы. Навсегда.
— Куда тебя отвезти? — спросил он, протягивая руку к ключу зажигания.
— Значит, моя помощь больше не нужна?
— Я подумал и решил, что сам справлюсь. Не хочу тебя впутывать.
— Понятно, — сказала Даша. — Не надо меня никуда везти. Я тут выйду.
— Погоди. — Лагутин удержал ее за локоть. — Скажи хоть, зачем тебе деньги понадобились? На лекарства, может? Или еще что-то неотложное?
— Нет. — Она отрицательно тряхнула волосами.
Его пальцы разжались, отпуская ее на все четыре стороны.
— Они на эти деньги героин собирались купить, — сказала Даша.
— Что? Героин?
— Да, вы не ослышались. Я подслушала их разговор. Они где-то эту дрянь покупали, а в универе перепродавали за полторы цены. Короче, я им сделку сорвала.
Лагутин уставился на Дашу, изучая ее с новым вниманием. Из-за светлых волос, заложенных за уши, и отсутствия косметики она могла показаться кому-то бледной молью. Лицо у нее было простое, глаза самые обычные, а брови густоватые для молоденькой девушки. Не идеал красоты. И фигура, насколько помнил Лагутин, не отличалась какими-то там выдающимися формами. Полосатые гольфы врезались в память гораздо сильнее, чем подробности Дашиного телосложения. Однако ее близость приятно волновала Лагутина. С Дашей он словно бы снова стал совсем молодым.
— И правильно сделала, — сказал он. — Молодец.
— Нет, я плохо поступила, — возразила Даша, понурившись. — Потому что решила через родителей деньги вернуть. А те девчонкам нахлобучку устроили и стали допытываться, откуда у них такая сумма. В общем, некрасивая история получилась. Не нужно было деньги трогать. Поговорила бы, убедила.
Лагутин невесело рассмеялся:
— Ты всерьез полагаешь, что на наркоманов можно воздействовать силой убеждения и призывами к совести?
— Они не наркоманки, — вступилась Даша. — Травкой иногда баловались. Но не тяжелой наркотой.
— Распространители этой дряни куда хуже наркоманов, — сказал Лагутин. — Ты хоть представляешь себе, сколько судеб они переломали? Знал бы, так руки вообще поотрывал!
— Вы злой.
— Зато ты слишком добрая.
Они смотрели друг на друга, каждый решая про себя, что делать дальше.
— А раз добрая, — сказал Лагутин, — то, может, и мне поможешь, плохому и злому?
— Я не говорила, что вы плохой, — парировала Даша. — И я помогу. Если вы не попросите о чем-то таком, чего я сделать не смогу.
У нее случился третий прилив крови к лицу, после чего ее щеки сделались пунцовыми.
— Поехали пиццу где-нибудь купим, — предложил Лагутин. — Пожуем, поговорим. Есть хочу, спасу нет.
— Я тоже.
— Ты меня, кстати, Антоном зови, — сказал он, выруливая из ряда машин. — У нас не такая уж большая разница в возрасте. Но если я тебе старым кажусь, то пусть будет дядя Антон.
— Дядя… Антон… — Даша откинулась на спинку сиденья, трясясь от хохота. — А я тогда… тогда я тетя Даша…
Ему тоже стало весело. Они купили по кругу пиццы и большому пакету сока. Чтобы не крошить в машине, расположились в сквере на скамейке. Было многолюдно, и они чувствовали себя невидимками.
— Теперь моя исповедь, — сказал Лагутин, умявший половину своего коржа с сыром и грибами. — Я воевал, Даша. Долго воевал.
— С кем? — спросила она, поглядывая на него сквозь свесившиеся пряди волос.
— Да со всеми, — поморщился он.
— За родину?
— Некоторые это так называют. Но я воевал за деньги, и все мои товарищи тоже.
— Далеко? — продолжала расспрашивать она.
— Война — это всегда очень и очень далеко, — сказал Лагутин. — Другое измерение. Когда возвращаешься, то это уже не ты, и прежняя жизнь тоже не та. Чувствуешь себя волком, забредшим в курятник. Только волк нажрался мяса от пуза, и душить цыплят ему неохота. Так и ходит, мается, а все от него шарахаются.
— Ты не похож на волка, дядя Антон, — сказала Даша и на этот раз не рассмеялась. — Ты не такой, Антон, — поправилась она.
Лагутин бросил на нее косой взгляд, прожевал тесто с остывшей начинкой и сказал:
— Надеюсь. Но чувство именно такое. Я долго не знал, чем заняться. Чтобы разным пузанам не прислуживать и на бандюков не горбатиться. Придумал стать кем-то вроде частного детектива. Брал разные заказы, выполнял, получал деньги.
— А заказы какие?
— Например, дружков Вадика проучить, чтобы они ему жить и учиться не мешали.
— Так вот почему ты там оказался! — воскликнула Даша.
На ее лице проступило облегчение. Должно быть, вмешательство Лагутина в события на злополучной даче долго не давали ей покоя.
— А ты думала, я тот рыцарь на белом коне, который примчался тебе на помощь? — ухмыльнулся он.
— Хорошо бы, — пробормотала она. — Ничего не имею против рыцарей на белых конях. А сегодня ты тоже какое-то задание выполнял? Ну, когда приставал от меня отшил?
