— Да? — усмехнулся Лагутин. — Тогда почему вы мужей себе не тех выбираете?
Даша не медлила с ответом.
— Потому что, — сказала она, — мы любим. Или боимся остаться одни. Или нам нужен покровитель. По всякому бывает. Но интуиция у нас работает, поверь.
Лагутин выпил и заинтересованно шевельнул бровью:
— А себя ты в будущем видишь? Одну. Или с кем-то еще.
— В том-то и дело, что нет, — прошептала Даша. — И это меня пугает.
— Пока мы вместе, можешь ни о чем не тревожиться и ничего не бояться, — сказал Лагутин.
Это была речь слегка захмелевшего мужчины, преисполненного самодовольства. Как будто все неприятности и опасности остались позади. Как будто нынешней ночью жизнь Лагутина не висела на волоске. Как будто его не разыскивала полиция. Как будто он уже находился в Барселоне, вырвавшись из окружающего ада.
— Хорошо, — кивнула Даша, немного поразмыслив. — Я больше не буду тревожиться и бояться. Только ты не оставляй меня одну надолго. Это возможно?
— Конечно возможно, глупая. Очень скоро мы будем любоваться видами Средиземного моря из окна. Подумай только! Разве не красота?
— Этот Леонид, или как его там… он отдал тебе деньги?
— Нет, — признался Лагутин. — Без них справимся. Есть вариант. Я свою квартиру на продажу выставлю. Срочно, за полцены. Ты за риэлтора сработаешь. Документы, кстати, при мне.
Даша уставилась на него:
— Разве это не опасно? Полиция может отслеживать подобные объявления.
— Не может, — уверенно произнес Лагутин. — Где-нибудь в Дании или Канаде — да. Но не у нас. Здесь свои методы, свой стиль работы. Самобытный и уникальный.
— Это как?
— Если настоящий преступник не ловится, берут кого-нибудь другого. Ломают, прессуют, в бараний рог сгибают. Человек подписывает признание.
— А в суде отказывается, — сказала Даша. — Заявляет, что признание от него под пытками получили.
— Разумеется, — согласился Лагутин. — Дело отправляют на доследование. Подозреваемого возвращают в СИЗО. Садят на денек в пресс-хату, и он отзывает заявление. При такой системе нерационально тратить время на поиски настоящих преступников. Потенциальных подсудимых пруд пруди. Бери любого и раскручивай.
— Ты говоришь так, будто знаешь.
— Знаю, Даша, знаю. Это известно каждому, кто попадал за решетку.
— Ты сидел?
Бренди. Пить надо меньше. А если пить, то держать язык за зубами.
Лагутин покачал головой.
— Сидел? Это слишком громко сказано. Один раз задержали за хулиганство и сразу отпустили.
— Нет, — настаивала Даша. — Я ясно слышала. Ты сказал: «Кто попадал за решетку…»
Он рассмеялся.
— Преувеличение, Дашенька. Это было сказано для красного словца.
Она посмотрела на него по-прежнему ясными, все понимающими глазами.
— Антон! Антон… Не надо. Когда ты врешь, ты унижаешь меня. Показываешь этим, что не доверяешь мне и не готов считаться со мной в полной мере.
Это было поразительно, но, по мере того как звучала тирада Даши, ее взгляд успел сделаться совершенно мутным и бессмысленным. Надо признаться, в этот момент она являла собой не самое достойное зрелище, но Лагутин испытал к ней такую нежность, что в груди у него защемило, а глаза потеплели от накопившихся где-то глубоко внутри слез.
— Я люблю тебя, — произнес он так просто и искренне, как еще никогда и никому не говорил этих слов.
И прозвучали они вовсе не банально и не избито, как следовало ожидать, учитывая обстоятельства, при которых были произнесены. Сидели себе молодая девушка и не такой уж молодой мужчина, выпивали, курили, сонно моргали, проверяя, не посерело ли небо за черным окном. Можно было ожидать, что они, например, поссорятся или, наоборот, обнимутся и займутся беспорядочным нетрезвым сексом. Но получилось иначе. И оба поняли, что они действительно любят друг друга. Пусть не так изящно и красиво, как показывают в кино, зато по-настоящему. И никакого секса той ночью у них не было. Лагутин унес ее на руках спать, но тут ее начало тошнить, и до самого утра она провела, что называется, в обнимку с унитазом.
Вот такая любовь.
Глава девятнадцатая
Привезенный к Мартиросянам, Леонид Марков осознал, что он здесь не в качестве гостя, а в качестве заложника. В комнатушке, выделенной ему, не было окна, а за дверью постоянно маячил кто-нибудь из охраны, готовый сопроводить Леонида в туалет или в столовую.
При этом ничего похожего на чувство безопасности он не испытывал. Скорее даже наоборот. Что-то нехорошее происходило в этом многолюдном доме и вокруг него. По коридорам то и дело пробегали вооруженные парни, ворота открывались и закрывались, впуская и выпуская машины.
Шли боевые действия. Привозили раненых, кого-то поминали, кого-то допрашивали. Леонид многое бы отдал за то, чтобы очутиться как можно дальше от проклятого дома, но его не выпускали.
— Потерпи, — говорила Карина. — Скоро визы будут готовы, и мы уедем. Осталось совсем немного.
Осталось действительно немного. И времени, и стволов, и боеприпасов к ним. Опорную базу Мартиросянов обложили со всех сторон. На крышах домов дежурили снайперы, успевшие перебить всех сторожевых псов армянской группировки. Близлежащие улицы контролировались противником. Вылазки, предпринимаемые армянами, как правило, заканчивались плачевно.
Около дюжины бойцов сдались и перешли на сторону людей Ахмета. Жорес и Саркис остались с небольшим отрядом, который не мог держать оборону слишком долго и успешно. Заканчивались патроны и продукты. Угасал кураж. Подкатывала смертная тоска.
Карина, заставшая братьев в отчаянии, готовом перейти в панику, села перед Жоресом, посмотрела ему в глаза и сказала:
— Брат, мы выберемся. Я обещаю.
— Куда? — спросил за ее спиной Саркис, заимевший плохую привычку накачиваться коньяком с утра. — На тот свет?
Карина не удостоила его взглядом.
— Жорес, — продолжала она. — Нужно хотя бы пару дней продержаться. Потом мы уйдем.
— Не выпустят нас, — угрюмо возразил старший брат. — Ты что, не понимаешь? Менты затихарились и просто наблюдают, как нас мочат. Они не возникают, как будто ждут отмашки. Мне это не нравится. Как бы нас по пути в аэропорт не перехватили. Мы из поселка, а они — план перехвата. Перекроют все выезды из города, что тогда? Сами же менты нас и примут. Они с Ахметом заодно.
— Не заодно, — возразила Карина. — Ахмет чересчур борзо наехал на главного мусора. Генерал Бережной, знаешь такого?
— Не пересекались, но слыхал, — сказал Жорес.
— Так вот, Бережному было сказано валить из города вместе с его помощниками и не вмешиваться, когда Ахмет за нас возьмется. А он остался. Это что значит?
