Я тебя знаю, приятель. Я тебя раскусил при первой же встрече. Знаешь, что? Ты не с тем писателем связался. Я с середины мая хочу кого-нибудь убить, и ты для этого прекрасно подойдешь.
Повернувшись в сторону двери спальни, Морт левой рукой (отерев ее о рубашку, чтобы ладонь не скользила в решающий момент) плотно взялся за ручку двери в ванную.
– Я знаю, что ты там! – крикнул он. – Если ты под кроватью, лучше вылезай! Считаю до пяти! Если не вылезешь, я войду… и войду не с пустыми руками! Ты меня слышал!
Ответа не было… но Морт и не ожидал его. Он не хотел ответа. Крепче сжав ручку ванной, он продолжал вести счет, глядя в сторону спальни. Он не знал, расслышит ли Шутер разницу, если он повернется к ванной, но думал, что может. Этот человек умен. Чертовски умен.
За мгновение до того, как начать считать, Морт услышал новое слабое движение в ванной. Он пропустил бы его, даже стоя под дверью, если бы не прислушивался со всей сосредоточенностью, на которую был способен.
– Один!
Боже, как он потеет! Как свинья!
– Два!
Ручка двери в ванную холодным камнем лежала в стиснутом кулаке.
– Т-т…
Повернув ручку, Морт ворвался в ванную, ударив дверью о стену так, что на обоях осталась отметина, а нижняя петля оторвалась, и вот он, Шутер, идет на него с занесенным оружием, и зубы оскалены в ухмылке убийцы, и глаза безумные, совершенно безумные, и Морт со свистом махнул занесенной кочергой, едва успев осознать, что у Шутера в руке тоже кочерга, и понять, что Шутер без своей круглой черной шляпы, и догадаться, что это он сам, сумасшедший – это он сам, Морт Рейни, когда кочерга обрушилась на зеркало над раковиной, а стекла с серебристой амальгамой брызнули в стороны, сверкнув в полумраке, и шкаф-аптечка рухнул в раковину. Вмятая дверца открылась, как отвисшая челюсть, и посыпались пузырьки с сиропом от кашля, йодом и листерином.
– Я убил чертово зеркало! – вскрикнул Морт, готовый отбросить кочергу, когда что-то действительно шевельнулось в ванне, за рифленой дверцей от душа. Оттуда донесся тоненький испуганный писк. Ухмыльнувшись, Морт сбоку хлестко ударил кочергой, проделав в пластиковой дверце страшную зазубренную дыру и сорвав ее с полозков. Он занес кочергу над головой, вытаращенные глаза стали стеклянными, губы растянулись в гримасу, которую он думал увидеть на лице Шутера.
Морт медленно опустил руку. Ему пришлось другой рукой разжимать сведенные пальцы, чтобы кочерга упала на пол.
– Мелкая сюсюшная трусливая зверушка, – сказал он полевке, отчаянно метавшейся по ванне. – Ну и паника в твоей груденке.
Его голос звучал хрипло, невыразительно и странно. Он не походил на обычный голос Морта. Казалось, Морт впервые слушал свою магнитофонную запись.
Он повернулся и медленно вышел из ванной мимо накренившейся двери с вырванной петлей. Осколки зеркала противно хрустели под подошвами.
Ему вдруг захотелось спуститься на первый этаж, прилечь на диван и поспать. Ему хотелось этого больше всего на свете.
24
Разбудил его телефон. Сумерки почти перешли в ночь, поэтому Морт медленно, ощупью пробрался мимо стеклянного кофейного столика, любившего царапаться. При этом возникло странное ощущение, что время каким-то образом идет в обратную сторону. Правая рука ужасно болела, спина тоже. С какой же силой он бил кочергой? Какой же страх заставил его это сделать? Морту не хотелось об этом думать.
Он взял трубку, не ломая голову, кто звонит. В последнее время жизнь стала нечеловечески напряженной, звонить мог президент.
– Алло?
– Как поживаете, мистер Рейни? – прозвучал голос.
Морт вздрогнул, резко отняв трубку от уха, будто змею, желавшую укусить. И медленно поднес ее снова.
– Прекрасно, мистер Шутер, – ответил он, и в горле сразу пересохло. – Ваши как дела?
– Я на деревенской ярмарке, – удовлетворил его любопытство Шутер, разговаривавший с густым южным акцентом, который так же убог и заметен, как некрашеный сарай посреди поля. – Но я не верю, что у вас все так уж прекрасно. Кража у другого человека, похоже, вас вообще не волнует. А вот быть пойманным за руку… это, похоже, может заставить вас искренне страдать.
– Вы о чем говорите?
Шутер, судя по голосу, немного развеселился.
– Я слышал по радио, кто-то сжег ваш дом. Тот, другой. А когда вы вернулись к озеру, то развоевались, войдя в дом. Кричали… вещи ломали… Может, успешные писатели вроде вас закатывают истерики, когда не все идет так, как им нравится? Я прав?
Боже мой, Шутер был здесь. Был.
Морт спохватился, что смотрит в окно, будто Шутер и сейчас где-нибудь рядом… прячется в кустах, например, и говорит с Мортом по беспроводному телефону. Нелепость какая-то.
– Журнал с моим рассказом скоро привезут, – сказал Морт. – Когда он будет у меня, вы оставите меня в покое?
Шутер по-прежнему словно забавлялся:
– Нет никакого журнала с рассказом, мистер Рейни. Мы с вами это знаем. Такого журнала от 1980 года не существует. И как бы это могло быть, если мой рассказ не был готов, чтобы вы его крали, до 1982 года?
– Да ч-черт побери, не крал я ваш ра…
– Когда я услышал про ваш дом, – перебил Шутер, – то сходил и купил «Вечерний экспресс». Там фотография того, что осталось. Честно говоря, немного. И фотография вашей жены. – Последовала долгая, задумчивая пауза, затем Шутер сказал: – Она к’асивая. – Он с нарочитым сарказмом произнес это с провинциальным акцентом. – Вот как такой урод, набитый баксами, как вы, мог подцепить такую к’асивую женушку, мистер Рейни?
– Мы в разводе, – сообщил Морт. – Я вам об этом говорил. Может, она поняла, насколько я уродлив. Нельзя ли не припутывать к этому еще и Эми? Ведь это наше с вами дело.
Второй раз за несколько дней он говорил по телефону, не совсем проснувшись, почти в беспомощном состоянии, в результате Шутер практически взял разговор целиком под свой контроль. Он водил Морта за нос, принимал решения.
Ну и повесь трубку.
Но Морт не мог. По крайней мере сейчас.
– Наше с вами, вот как? – осведомился Шутер. – Тогда, надо п’лагать, вы никому обо мне не говорили?
– Что вам нужно? Скажите мне! Какого черта вам нужно?
– Похоже, вам нужна вторая причина, почему я приехал?
– Да!
– Я хочу, чтобы вы написали мне рассказ, – спокойно сказал Шутер. – Я хочу, чтобы вы написали рассказ, поставили на нем мое имя и отдали мне. Вы мне задолжали. Что правильно, то правильно, что честно, то честно.
Морт стоял в холле, сжимая трубку в болезненно нывшей руке. На лбу пульсировала жилка. Несколько секунд гнев Морта был таким неистовым, что он будто горел заживо, охваченный яростью, и думал только: Вот оно что! Вот оно что! Вот оно что! – снова и снова.
