— Бунт? — такого рыка я не слышала даже в кино. Годзилла по сравнению с этим монстром просто несмышлёный малыш.
Крестьяне несмело направили вилы на оборотня, а я краем глаза заметила, что запылала огнём усадьба.
— Да вы что, совсем ополоумели? Вы крепостные или бандиты с большой дороги? У меня в доме ребёнок! Серафимушка! — как я соскочила со зверя и как ринулась к дверям, не помню. Очнулась, лишь когда меня за воротник от огня оттаскивали люди.
Кто-то крикнул:
— Воду, несите воду!
После этих слов крестьяне оживились и забегали: кто с землёй, кто с водой, кто с баграми.
Две женщины обмахивали меня какой-то тряпкой. Послышались стук и хруст. В дверях стоял высокий, широкоплечий мужчина, державший на руках сонную Серафиму.
— Жива девчушка…
— С барыней была девочка, а вы говорили, что её запороли вместе с матерью, — со всех сторон послышались шепотки.
— Что мы натворили? На барыню-кормилицу руку подняли.
Народ начал массово каяться.
Глава 21. Я их понимаю
Я сидела на крыльце, обняв грязными руками голову и тихо офигивая, смотрела на разыгрывающийся передо мной спектакль.
Крестьяне, все до единого, стояли на коленях и били лбами о землю.
— Казни, матушка Валери! Руби головы повинные! Виноваты мы перед тобой. Неправильно поняли, не то услышали. Языки наши длинные довели до греха, — громче всех каялся кузнец, который и был зачинщиком бунта.
Частично, я их понимаю. Устали люди от голода и бесчинств предыдущей барыни, но отведать-то праведный народный гнев пришлось мне.
Смесь адреналина и страха совсем недавно отпустила моё измученное тело. После этого накатили холод и апатия.
Мне хотелось одного: залезть под одеяло и никого не видеть сутки или двое.
А ещё этот варвар, что так самоотверженно меня спас, куда-то делся. Я даже не заметила, как он передал с рук на руки девочку одной из крестьянок и испарился.
Тоже мне заступник. Хотя и за такую помощь огромная благодарность. Жаль, что не успела «спасибо» сказать.
Поёжившись от холода, обняла себя за плечи.
— Так! — стоило мне встать, как крестьяне замерли. — Говорите, всем головы рубить? — мужчины, требующие наказания, опустили глаза. — Детей кто будет кормить? А за землёй ухаживать? Барыню свою сжечь собрались? — повысила я голос. — А вы подумали, что не станет меня, вас всех распродадут, а может, и с семьями разлучат! Хозяйство-то убыточное. Нужно верить фактам, а не сплетням. Устроили цирк с конями. Ох ты ж, Лилит… — я всплеснула руками и уже хотела кинуться обратно в конюшню.
— Барыня, вы не переживайте. Я её на луг отвёл, на ночной выпас, — один из мужиков, стоя на коленях, двинулся вперёд.
— Староста в деревне есть? — я обвела взглядом присутствующих.
— Есть, госпожа, это я, — кузнец поднял голову, но на ноги не встал.
— Хорошо, завтра утром приходите все, кто не работает в поле, лесу, на реке…
— Зачем, матушка? — тихо перебил меня кузнец.
Как сжигать меня, так злыдня, а тут матушка. На первый взгляд кажется и простой народ, но в то же время хитрые они какие-то. Нужно ещё держать в голове тот факт, что больше половины из них магики и оборотни. И это не Россия XVII–XVIII вв., а Росси неизвестного века. Точно!
— Кто скажет, какое сегодня число? — и зачем спросила? Крепостные посмотрели на меня так, будто я спросила: «Сколько звёзд на небе?». — Ясно, грамотных среди вас нет.
Как же я хочу домой. Ну, не тяну я жизнь в глуши, в окружении сказочного народа. Сегодня не получилось меня прибить, так в следующий раз им кто-нибудь что-нибудь ляпнет, доведут же дело до конца.
Замуж, срочно нужно замуж. Узнать какое число. Поймать варвара, я его плохо рассмотрела, но, думаю, раз молод и силён, то в экстренные мужья подходит.
Правильно Филипп сказал: или я выхожу замуж за первого встречного, или еду в монастырь. Поэтому ищем.
— Барыня, а барыня, — позвал кузнец.
Оказывается, что я задумалась и уставилась в одну точку.
— Так, о чём я? Ах, да! Приходите завтра все, кто свободен. Одни отремонтируют конюшню, а кузнец и ещё человека два обсудят со мной положение дел. Я потеряла память, но это вам, наверно, давно известно. Поэтому хочу узнать, как обстоят дела с провизией, с полями, пушниной и выловом рыбы.
— Какой пушнины и рыбы? — тихо спросил кузнец. — Ваш батюшка запретил вылов рыбы и охоту на зверя. Только ягоды да грибы собираем.
— И это обсудим. Разрешу ловить и охотиться, но в разумных пределах, отдавая часть улова мне, — наконец-то лица людей посветлели, появились первые робкие улыбки. — А теперь все встали, подхватили женщин и, марш, домой спать!
— Госпожа, спасибо вам, что мужа моего не запороли, — подошедшая женщина показала глазами на кузнеца. — Век помнить буду вашу доброту и милость. Разрешите сегодня Фиму забрать. С нашими детьми ей всё веселее будет, пока её мать не оправится.
— Хорошо, идите, — кряхтя, словно старушка, поднялась со ступеньки.
Народ быстро расходился.
— Конфетка… — а он откуда тут?
Арчи налетел дымным облаком, от испуга я чуть обратно на ступеньку не села.
— Кто? — взревел он пароходной сиреной, увидев моё грязное лицо и разорванный подол. — Кто посмел обидеть госпожу Валери? А ну, стоять!
Крестьяне приостановились, посмотрели на меня. В ответ я махнула рукой, они выдохнули и очень быстрым шагом направились в сторону деревни.
Ровно через пять минут напротив меня остановился конь. И я вновь посмотрела в глаза того, кого меньше всего хотела видеть. Мужчина спешился.
Чувство злости и обиды вновь вернулись, но не на ушедших крепостных, а именно на этого надменного красавчика.
— Чем обязана в столь поздний час, господин Марк Теодорович? — интересно, а этот Мрак, ой, Марк женат?
Глава 22. Ночной разговор
