— Да, конечно, — отвечает он. — Если голодны — спуститесь на нижнюю палубу и вас накормят.
Я не голодна, но на нижнюю палубу спускаюсь. Просто, чтобы посмотрите поближе на воды спокойного океана. Солнце искрится в воде, слышится тихий рокот шум плывущего судна.
Ковалевский — сложный мужчина. Сложный человек. Но, во-многом потому, он мне и интересен. Только ли интересен, вот в чём вопрос? Прислушиваясь к себе, понимаю, что меня тянет к нему. Хочется убрать этот холод между нами, сократить дистанцию. А вот зачем мне это — понять пока не могу. Наверное, меня просто к нему влечёт, как женщину к мужчине. Чувство это для меня давно позабытое. Поэтому я немного растеряна.
Если представить себе, что я больше не в его власти, а просто живу в Москве так же, как и жила раньше… то… то, наверное, я буду искать информацию о нём. И даже, пожалуй, скучать… Странно. Правда странно. Он не ведёт себя, как ухажёр. Даже скорее будто порой сторонится меня. Но отчего-то у меня нет ощущения, что я ему безразлична. Странные отношения…
Он однозначно не ведёт себя со мной так, как мог бы. Не пользуется своей властью в той степени, которая могла бы причинить мне сильный дискомфорт. Просто временами подчёркивает, что я от него завишу. Видимо, чтобы я не зарывалась.
Неужели я ему нужна только для фоток?
Блин, что за вопрос?! Что я о себе возомнила вообще?! Лезут в голову какие-то глупости! У него женщин, наверняка, полным полно! Зачем ему художница какая-то, которой он ещё и не доверяет по сути! Такие люди, Ковалевский, в принципе ищут спутницу по каким-то отличным от мотивации обычных мужчин причинам. Зачем им отношения? Когда они могут получить то, что хотят по щелчку пальцев? Незачем. Что я в самом деле так размякла-то после этого секса?! Или после разговоров с ним? Или меня просто угнетает это его холодное отношение ко мне и я подсознательно стараюсь это изменить. В любом случае, у нас с ним ничего нет, кроме этой фотосессии, от результатов которой так много зависит для нас обоих.
И как только проблема будет решена, а я очень на это надеюсь, я вернусь в Москву и переключюсь на работу и… если понадобится — на других мужчин.
Пока я размышляю об этом всём, яхта берёт курс на какой-то большой остров, с богатой инфрастктурой на берегу: какие-то яхточки, катера, пристани, домики и пара пятиэтажных зданий из стекла и металла: судя по всему — гостиницы.
Спустя пару минут меня находит Иваныч. Я стою у края яхты, держась за перила. Он подходит и встаёт рядом.
— Скоро прибудем, — говорит он.
— Я поняла, — кивнув, говорю я.
— Пойдёмте ближе к трапу. Нам там ещё ехать надо будет. Но недолго.
— Хорошо, — отвечаю я.
Мы идём вдоль длинного ряда кают, каких-то лежаков, бассейна.
— Скажите, пожалуйста… — смущённо начинаю я.
Иваныч чуть замедляет ход и ворочивается ко мне:
— Да?
— Вы давно работаете на Валерия Палыча?
— С какой целью интересуетесь?
— Ну… просто хотела понять его лучше.
— В этом нет нужды.
— Ну, для меня-то есть…
— Ваша задача — сделать свою работу, — заиграв желваками, хмуро произносит он. — И сделать её хорошо.
— В отличие от вас… — мне неловко называть его только по отчеству, будто он прораб сна стройке или что-то вроде того, но, похоже, ему это привычно, — Иваныч… я не работаю на Ковалевского.
— Ошибаетесь, — сухо отвечает он. — Работаете. Только внештатно.
— Согласитесь, в таком случае моё желание понять работодателя лучше вполне оправданно.
— То, как давно я работаю на босса, к делу не относится. Всё. Разговор закончен. Ждём здесь, — он показывает на площадку рядом с краем яхты, — и молча.
— Как скажете, — вздохнув, отвечаю я.
Глава 19
На берегу нас встречает маленькая делегация из пяти мужчин европейской внешности. Они так же молчаливы, как и те люди Ковалевского, которые сопровождали меня в Швейцарии. Поодаль на асфальтированной площадке стоят два белых "Мерседеса" и вскоре вместе с Ковалевским я усаживаюсь на заднее сиденьего одного из них.
Обе машины тихонько выезжают на дорогу вдоль края острова и принимаются скользить по серпантину вдаль и ввысь. Спустя минут десять, машины съезжают к берегу с другой стороны острова и останавливаются неподалёку от песочного пляжа.
— Приехали, — говорит Ковалевский. — В том кафе, — он указывает рукой на небольшой белый домик с площадкой крытой листьями, — нас ждёт Джоанна. Она очень хороший фотограф и прекрасно говорит по-русски.
— Поняла, — кивнув, говорю я. — А есть какая-то программа?
Вышедший из первой машины сотрудник Ковалевского подходит к нашему "Мерседесу" и открывает дверь.
Ковалевский выходит, подаёт мне руку и я благодарю его, осматриваясь по сторонам.
Приятный тёплый ветер, начинающийся розовый закат, умиротворяющий шум волн и мелкий, судя по всему очень нежный, песок.
— Нет, программы нет, — говорит Ковалевский. — Мне бы хотелось, чтобы всё выглядело максимально естественно.
Он берёт меня за руку и мы вдвоём идём к берегу, где мягко шелестит прибоем спокойный океан. Оглядываюсь. Чувствую неловкость, смущение и неуверенность. И очень рада тому, что все сопровождающие, включая Иваныча, остались позади в машинах и около них.
— Можно я разуюсь? — спрашиваю я.
— Ну, конечно, — улыбнувшись, отвечает Ковалевский. — Более того, это прекрасная идея. Я тоже, пожалуй, сниму мокасины.
Мы снимаем обувь и Ковалевский жестом показывает, что её можно оставить прямо там, на песке.
— Они заберут, — говорит он, имея в виду своих подчинённых.
— Хорошо, — тихо отвечаю я.
Я не ошиблась — песок действительно очень приятный тактильно. Таким можно заполнять песочные часы, мягкий, мелкий, рассыпчатый. Изредка попадаются крохотные осколки ракушек, но они не острые, с обточенными морем краями.
— А мы можем сначала немного прогуляться вдоль берега вдвоём? — спрашиваю я.
— Да, конечно, — отвечает Ковалевский. — Но Джоанну надо предупредить. Слишком долго гулять не получится, нам нужно яркое закатное солнце.
Мы подходим к ресторанчику и видим, что все столы на открытой и крытой листьяит веранде — пусты. Только за одним из них сидит миловидная темноволосая девушка с ярко-синими глазами, носом-кнопкой и полными губами. На ней однотонная салатовая футболка, короткие белые шорты и сандалии на босу ногу. Завидев нас она улыбается, встаёт и берёт в руки массивный фотоаппарат и треногу.
Ковалевский жестом показывает ей, чтобы она оставалась на месте, а после того, как мы заходим на прохладную каменную площадку, и мы обмениваемся приветствиями, говорит:
