А в чем беда-то? Чем надо помогать? Почему он расстраивается? Давайте поймем, откуда у него появился повод расстраиваться.
Я думаю, что дело в младшем брате. У нас как-то так получилось, что младший брат кажется старшим, поэтому, наверное, глядя на него, он тоже хочет иметь какую-то цель в жизни.
Слушайте, мне кажется, у него довольно много целей. Вот у него цель — пойти заняться спортом, и вот цель — спеть что-нибудь, еще цель — с кем-то подружиться и погулять, книжку почитать, видео снять. Разве не так?
Ему, наверное, хочется иметь более долгосрочные цели, понимать, кем он хочет стать.
Я неслучайно задаю вам такие провокационные вопросы. По моему мнению (только не передавайте это своим сыновьям. Вернее, старшему можно, а младшему — не уверен), ваш старший сын — счастливый человек, потому что в тринадцать лет он не протоптал себе дорожку вплоть до старости. Это же так чудесно, что в тринадцать лет у него есть возможность искать, смотреть по сторонам, говорить «вот мне не понравилось пение — займусь тогда рисованием, не понравится рисование — займусь плотничеством». Эта ситуация — источник свободы. Исключением является ваш младший сын, которого тоже ни в коем случае не надо менять, потому что, безусловно, здорово, что в десять лет он говорит: «Я понимаю, чему хочу посвятить свою жизнь». Нас приучили к тому, что человек в тринадцать-четырнадцать лет должен знать, кем хочет стать, когда вырастет. Но если мы с вами подумаем, то это довольно странно, разве нет?
Это не странно, потому что в школе их пытаются направить: «Выберите, пожалуйста, направление, где будете учиться: на лингвистическом или на физмате». Их уже сейчас просят сделать выбор.
Спокойненько выбирайте то, что нравится сейчас. Нравится человеку русский язык — пусть идет на лингвистику, а не нравится — тогда на математику. Школа может по-разному влиять на нас — и не всегда положительно. Школа говорит: «Ты должен решить, кем будешь», а человек говорит: «Я уже есть. Я буду искать. И если влюблюсь в какую-то профессию, то попробую себя в ней. Если мне не понравится, то через месяц позволю себе попробовать другую». Когда же он все это пробовать будет, если не в тринадцать-шестнадцать лет? И в этом смысле шансы вашего мальчика вырасти человеком, который может позволить себе менять направление, велики. И это здорово! В противном случае он протопчет дорожку: «Я учу математику, потом пойду в инженерно-экономический, потому что этого хочет мама». Дорожка протоптана, и сделать с этим ничего нельзя, понимаете? С ним надо говорить об этом и о том, что он счастлив, что вы принимаете его таким, какой он есть, и здорово, что у него столько возможностей. Об этом, кстати, хорошо бы говорить со всеми детьми.
С нами Андрей из Ростова-на-Дону. Здравствуйте!
Здравствуйте! Моей дочери шестнадцать лет, она достаточно активная, легко находит общий язык со всеми, она лидер по натуре. Мы с ней очень много разговариваем на тему ее будущего. В прошлом году мы проходили много разных курсов по профориентации (и платных, и бесплатных) и в результате определили, куда она хочет идти. Она действительно хочет именно туда. И по окончании девятого класса я ее спросил: «Татьяна, ты понимаешь, что тебе нужна профильная математика?» — «Да». — «Понимаешь, что в этой школе ее не будет?» — «Да». — «Тогда что мы будем делать?» — «Нужно искать школу». Она сама нашла школу. Мы перевели ее в платную — на ее направлении учатся всего три человека, то есть на некоторых уроках они втроем. При этом если ей чего-то действительно сильно хочется, она ни перед чем не остановится, замучает всех, но добьется того, что ей нужно. Дочь планирует поступать в Высшую школу экономики. Она понимает, что ей необходима профильная математика и нужно дополнительно самой заниматься, но сейчас у нее такое состояние, что она ничего не хочет, говорит: «У меня постоянно что-то болит». Еще ей какой-то мальчик понравился, причем на пять лет старше…
Ой, ужас какой! Шучу.
Вчера мы с ней долго разговаривали. Я говорю: «Татьяна, пока ты сама чего-то сильно не захочешь, ничего не получится». Каким образом помочь ей найти мотивацию, как-то повысить ее?
Для начала, Андрей, это не мое дело, но тем не менее я бы на вашем месте перестал называть ее Татьяной. Извините меня. Я объясню. Ну, она же Танечка, Танюша, Танюсенька.
Мы ее зовем Танюня.
Вы простите меня, ради бога, я не мог на это не отреагировать. Просто я так часто слышу, когда человеку четырех лет, Колюшке, Коленьке говорят «Николай!» таким голосом, что сразу хочется вдавить голову в плечи. Знаете, мы же в этот момент переводим наши отношения в разряд статусных. И это из нас лезет (когда я говорю «из нас», то не лукавлю: и из меня лезет, и из вас лезет, из наших родителей лезло).
А от всего ли надо получать результат? Можем ли мы получить результат в середине? Бросить — является ли это результатом? Предположим, ребенок в четыре года говорит: «Мама, я хочу пойти на рисование». Прекрасная мама ведет его на рисование, а в следующий раз или через пару недель он говорит: «Мам, теперь я хочу петь, а на рисование не хочу». Что в этот момент происходит? Естественный порыв большинства родителей (да и мой тоже, поверьте мне) — сказать что-то типа: «Ну как же так, ведь если ты бросишь рисование, ты никогда не научишься доводить дело до конца» или «Знаешь что, мы за рисование заплатили, это было твое решение, вот будешь теперь рисовать всю жизнь!» Но если мы с вами остановимся и подумаем, то поймем, что таким образом учим его чему-то другому. Мы учим его подчиняться воле сильного, то есть нам с вами, и махнуть рукой на собственные желания. Что же делать? Пускай идет на пение! Это же чудесно. Наша родительская роль заключается в том, чтобы помочь ему понять, почему он совершает такой выбор. Что не так в кружке по рисованию? Он просто сболтнул, увидев, как кто-то рисует, а его к этому не тянуло — это одно. Учительница, которая его обижает, — это другое. Неумение преподавателя сделать так, чтобы у него получалось, чтобы он достигал каких-то результатов, — это третье. А если он вдруг спел в душе и понял, что хочет этого больше всего на свете, даже в ущерб рисованию, — это четвертое. В этот момент, друзья, человек учится выбирать. Не бросать, а выбирать. Как мы учились есть ложкой? Мы смотрели на других и повторяли. Как научиться выбирать? Ответ очевиден — делать выбор. И наша задача — не махнуть на ребенка рукой и не потакать всем его прихотям. А быть рядом с ним, поддерживать его, помогать ему, объяснять, как делать выбор и как устроена жизнь. В этом заключается наша роль.
Теперь вынужден вас огорчить. Потому что, вообще-то, вы перечисляете признаки, по которым математика ее не очень интересует. Или она не знает толком, что ее интересует. Вся история про профориентацию — это история общественно-понятная, правда же? На самом деле государству или обществу очень удобно, если в четырнадцать-пятнадцать лет человек знает, кем будет. Но если мы с вами подумаем (сейчас я вас чуть-чуть запутаю), то отчасти нормально, если подросток не знает, кем хочет стать. И когда он говорит: «Хочу попробовать это и это» — звучит немножко страшно, это правда. Не произошло ли в вашей семье случайно следующее: когда она сказала, что хочет быть экономистом, хочет в Высшую школу экономики, это не было окончательным решением? Имеет ли она на это право? Конечно. Ей же было четырнадцать лет. Этот возраст как раз и характеризуется тем, что в пятнадцать она может захотеть стать актрисой, в шестнадцать — космонавтом, в семнадцать, как и в семь лет, — продавцом мороженого. Лучшее, что вы можете для нее сделать, — отступить, выдохнуть и поболтать с ней на эту тему. Если ее судьба быть экономистом, то она все равно придет к этому и поступит в Высшую школу экономики. Но история, которую вы описываете, звучит так, будто она немного устала от напряжения, от ответственности, которая непонятно откуда на нее свалилась. Понимаете, о чем я, Андрей?
