Глава 24. Буревестник
Южная пустыня, окрестности Хали-бада
— Прибыли, господин! Это здесь — мертвая зона начинается у барханов.
От холодного пронизывающего ночного ветра у меня мерзли пальцы. Плетения «мешка» сняли примерно мгновений двадцать назад — по внутренним часам. И правда — зачем? В пустыне каждый второй бархан похож на первый, дорог нет, а ориентироваться по звездам можно, если путь прямой, как стрела — мы же кружили, как змеи на песке.
Меня везли достаточно быстро — значит, дорога была привычной, и достаточно долго — окраинные оазисы остались далеко позади. Я щурилась, но не могла разглядеть ни одной сигнальной вышки за барханами, чтобы понять, миновали мы круг защиты или нет. Зрение плыло до сих пор, но коктейль эликсиров в крови уже можно было контролировать — плетения «тишины» не сняли, но говорить больше не хотелось.
Не хотелось вообще ничего.
Спина Иссихара белым маяком светилась впереди — он ехал чуть позади Феникса, на полкорпуса.
«Пух. Пух. Пух».
Казалось, пески — дышали. Надсадно, с шуршанием, закручивая зыбучие воронки вниз, и потом с усилием выплевывая вверх всё, что успели сожрать с поверхности. Дыхание пустыни.
— Сгружайте!
Тело алхимика — судя по верхнему рабочему халату — отправили в зыбучие пески первым. Воронка сыто чихнула вверх фонтанами песка, и жадно сожрала подношение.
Почти ритуал. Кормить пески свежим мясом. И спустя пару тысяч зим, если содрать верхнюю шелуху, мы остались теми же «варварами», которые ступили на эту землю, порвав Грань.
Внутри было гулко — мысли либо текли медленно, либо ускорялись так, что я не могла их поймать. Эмоции застыли. Если бы это было задание одного из Наставников по анализу и отслеживанию внутренних состояний, я бы назвала это — «эмоциональный стазис». И получила бы заслуженную десятку.
«Умру» — эту мысль я рассмотрела со всех сторон. «Вероятность десять из десяти». Но внутри ничего не вспыхнуло. Как будто смерть Каро, что-то сожгла внутри. Перегорел управляющий контур. Слишком сильный всплеск, или слишком большая доза эликсира, чтобы развязать мне язык, или — блокираторы…
Это было не важно.
И то, что я буду следующей. И то, что сейчас умру — тоже было не важно.
Вариант за вариантом я отбрасывала, как будто чистила орешки — расщелкнуть, рассмотреть сердцевину — ядро идеи — отбросить. Следующий вариант. Рассмотреть — отбросить. Рассмотреть — отбросить.
Решения не было.
— Следующее!
Ещё одно тело — женское. Судя по очертаниям фигуры, завернутой с ног до головы в легкое покрывало, и изящной руке, унизанной кольцами и браслетами, которая выпала из свертка, пока его волокли.
Высшая. Сира.
Воронка сыто рыгнула песком, когда последний уголок покрывала медленно-медленно погрузился вниз.
Феникс махнул рукой в мою сторону, не спешиваясь, лениво пошевелив пальцами — «твоя очередь, птичка», и меня сбросили на песок.
— Молитесь Маре, сира, или кому там приносите дары на своем диком Севере, — посоветовал мне слуга тихо, давая знак преторианцам — тащить.
«Великому. Мы молимся Великому. Старик».
— Стойте!
Я не слышала ничего — но слышал Феникс и Иссихар, развернувшиеся в сторону, где, по моим ощущениям, остался круг городских стен.
Пара Вестников, ещё пара, и преторианцы выполнили традиционное построение.
«Готовность к нападению» — отметила я отстраненно.
— Нас преследуют, господин, — отчитался слуга. — Две независимые группы, следуют по пустыне тем же путем, от города.
— Слежжжжж — шшшш — каааа… — Феникс почти прошипел это, и слуга вжал голову в плечи.
— Клянусь силой, господин, все было чисто! Все подъезды к резиденции прикрыты.
— Кто?
— Нашивок нет, в форме пустынников, в масках. На Юге есть две группировки, которых особенно не устраивает назначение господина на должность Наместника, но…
— Нет, — Феникс отмел предположение взмахом широкого рукава. — Даже провинциалы не настолько тупы, чтобы играть прямо, если… их не интересует что-то, или… кто-то, — взгляды присутствующих — сверху-вниз — пересеклись на мне.
Я — прикрыла глаза наслаждаясь. Холодно. Сидеть на песке — холодно. Холод — это ощущения. Я считала про себя — вдохи и выдохи, чередуя по схеме, пытаясь заполнить пустоту внутри тем, что есть. Холодом.
— Пусть подойдут поближе, взять в кольцо. В живых оставьте пару троек, для допроса, — скомандовал Феникс, доставая из кармана черную коробочку.
В полумраке линии виднее — артефакт он активировал простым импульсом сырой силы, никаких плетений.
«Простой артефакт — хороший артефакт. Любой ребенок с пробудившимся источником, попади ему эта «игрушка» в руки сможет… перекроить мир».
«Коробочка» вспыхнула и два десятка преторианцев выпрямились, принимая приказ.
— Господин! Не… — слуга осекся сразу, и исправился. — Слишком очевидно, могут быть наблюдатели, если уйдет хоть один Вестник… Достаточно того, что личная гвардия пересекла арку и границу предела! Господин!!! — почти взмолился он. — Нужно просто закончить дело и уходить — вы так хотели на ночную охоту, загонщики уже выехали вперед!!!
Феникс подбросил артефакт вверх — кисточка описала в воздухе полукруг, и поймал, спрятав в карман.
Жаль.
— О-хо-та, — Феникс развернул коня к дальним барханам и раскинул руки. — Охота!!!
— Только не «Зов», господин! — перепугался слуга ещё больше.
— Заткнись. — «Если хочешь жить». — Это предел — держат Кораи, и они найдут то, что скажут, если будут расследовать. Просто ещё один Прорыв… Пусть их сожрут твари!!!
Феникс спрыгнул с коня, и бросил поводья. Встал, примеряясь, как будто ища точку равновесия, или как будто пески давали ему силу. Раскинул руки — рукава вспорхнули золотыми крыльями — и… позвал.
Зов — пронизывал. Вибрацию я ощущала внутри, как будто она рождалась в горле и прокатывалась вниз — эхом, по всему телу, растворяясь в песках.
Я — сопротивлялась. Видит, Великий — сопротивлялась. Каждой волне тепла, каждой волне удовольствия… которая прошивала насквозь…
Псаки. Как же хорошо, Великий… как же это хорошо — «чувствовать»… что-то, помимо холода.
Зов — усиливался, я — боролась. Боролась с желанием покориться силе, признать — власть и просто плыть на волнах наслаждения…
Вибрации пронизывали теплом сверху донизу и гасли, растворяясь в песках…
