Суслик обернулся только сверху, перед тем, как скатится с бархана прямо в нору — но за ним никто не гнался. “Песчаный убийца” деловито зарывался в воронку, разрывая песок, который летел во все стороны.
“Чик-чи-вик…” — тихо проверещал суслик, и убежал. Нужно забросать входы в норы, до того, как придут летучие пески.
* * *
Южный предел, пустыня, временный лагерь, на одну метку ниже уровня песка
— Беременна?
— Нет, не беременна! — раздраженный голос сопровождал монотонный стук колец — раз, два, три, четыре, пять. Щелчки следовали один за другим — как быстро должны мелькать пальцы, складывая плетения в узлы?
— Точно не беременна?
— Точно!
— Проверь ещё раз!
— Проверь сам!
Голоса были незнакомыми. С протяжным южным акцентом. Глаза резало нещадно, как будто вчера в них насыпали снега или песка. Откуда снег в темнице? Ведь на прошлом допросе мне ломали пальцы. Когда это было — вчера? Декаду назад?
Левую руку дергало болью, слабость была такой, что вопрос — «что мне кололи?» — можно не задавать.
Псаковы ублюдочные алхимики.
Пахло дымом костров. Привычные звуки разбившего стоянку лагеря — успокаивали: бряцала упряжь, кто-то стучал ложкой по медному котлу, слышались шаги и обрывки фраз — «буря прошла стороной, пока оставим купол», «нужно ждать рассвет».
Лежать было неудобно, жестко и холодно. Совсем не как на кровати дома.
— Повреждения не слишком сильные, не считая пальцев. А прямой удар в грудь был рассчитан очень точно…но остаточная концентрация зельев в крови… там такой состав, что просто чтобы подобрать антидот нужно полдекады провести в лаборатории, и где я тебе возьму алхимическую печь посреди песков? Диагностические позволяют просто выявить проблему… мы и так потратили на нее целый накопитель, которые никогда не бывают лишними.
Второй фыркнул.
— А может… всё таки… беременна?
— Идиот!
— Когда кончится действие артефакта? — вопрос звучал осторожно и… озабочено. — Мы же сможем забрать его?
— Сколько действует купол — не говорится, но он должен спасть сам, как только пройдет опасность.
— Так прошла! Мы нашли её, поставили палатку, охраняем, что ещё надо?
— Слишком давно срабатывала «надежда» в последний раз… слишком давно ее увезли с юга… не помнят даже наставники…
— Мы спасли, сделали все, что должны, пусть отдаст артефакт и идет на все четыре предела…
Немного тепла в груди, чуть колет губы от чужой силы, легкое движение сверху — «диагностическое». Вкус песка на губах, холод, тяжесть — «обезболивающее» и — я опять провалилась куда-то.
Мне снились вязкие сны. Обрывки, которые причудливо смешивались между собой. Мне снился дом. Горы. Снежные шапки Лирнейских, покрытые лесом. Ледяные пустоши на верхних плато. И кошка… серая горная кошка, хвост которой — серебристый с черными пятнышками, я видела в тумане. Мы ходили по кругу, кошка вела меня куда-то… я бы потерялась, в этом тумане из морозной взвеси, но мой проводник постоянно возвращался назад, подгоняя в путь…
Снег и туманы были везде. Мы шли к свету… я уже видела впереди сияющую воронку силы, уходящую в небеса, но нас снова и снова отбрасывало в туман…
Пока я не осталась одна.
Я — потерялась в тумане.
Кто — я?
…
Мне снился Ликас — совсем седой, который укоризненно качал головой и как-будто прощался… снились стоявшие в кругу те, кто не пускал меня дальше, отбрасывая раз за разом…
Снился горский шаман — таким, каким я видела его в последний раз… а потом всё скрывал туман. Они — лица, люди, проходили мимо меня туда, куда мне ход был закрыт… уходили, прощаясь, и я видела только их спины…
…мой проводник ушел последним, сразу за Ликасом… махнул пушистым хвостом, потерся о ногу и … растворился в тумане, оставив меня одну…
И я опять потерялась.
Ну, кто же я?
…
— Кто она?
— Разуй глаза, герб на родовом перстне виден отчетливо!
— Я не помню древа родов!
— Идиот! Шекки, Немес ашес, какой идиот! Я скажу Наставнику, чтобы он прогнал тебя ещё раз по последнему кругу!
— Мне просто это не нужно! Учить генеалогию! Зато я помню, что будет, когда вернется Надежда! «Когда Последняя вернется домой, юг обретет былое величие… И правда, которую так долго скрывали, проявится на песке…». Правда о Да-арханах!
— Идиот! Шекки тебя побери! Вместо того, чтобы учиться, вы читаете старые свитки!
— Ай!
— Вот тебе! Вот! — звуки подзатыльников были такими звонкими. Грудь болела, больно было делать даже вздох — это требовало усилий, поэтому я слушала и запоминала — голоса с протяжным южным акцентом, оттенки интонаций, цвета эмоций в голосе.
* * *
Глаза я открыть не могла, веки стали такими тяжелыми.
Образы кружились в голове, смешиваясь в какофонию звуков — флейта, убей её, круговой танец на песке, город в песках… и — те, кто звал. Много тех, кто звал… так много, что не сосчитать… Мне снился полет по пустыне и бег по пескам под звездным небом, мне снилась ограда поместий, сигнальные вышки, защиту которых мы взломали, крики, вспышки плетений… и только одна задача — уничтожить… волна за волной… а потом пришла буря и скрыла звезды, и мы опять летели …песок, достигающий небес… кругом один песок… сплошной песок…
Пустынная ночь… только в песках небо такое чистое, что можно увидеть столько звезд сразу… Мы летели над барханами, едва касаясь песка… Волной, серпом, на острие которого вели те, кто слышал Зов сильнее всех… нас позвали и мы пришли…
Я была небом и я была песком, я была звездами и я была ветром, я была тем, кто шел первым, и была тем, кто летел последним… мы — были одно…
Вихри песка стеной вставали сзади, заслоняя звезды, ветер свистел, и мы — летели… чтобы успеть… за нами стеной вставала Пустынная буря.
Я видела рухнувшую ограду и сломанный герб наместника, валяющийся на песке, я слышала крики и блеск плетений, когда мы уничтожали всё на своем пути…
…
Я щупала покрывало. Странной фактуры, как будто… я лежала на песке. Шевелила рукой, ощущая, как прохладные песчинки перекатываются между пальцами. Слева тянуло холодом и дымом, и… пустыней.
Глаза приоткрылись не сразу — я просто не могла разлепить ресницы, и с огромным трудом подняв руку, ощупала лицо — повязка… пропитанная каким-то отваром из трав. Над моей головой низко колыхался от ветра темный тряпичный полог… палатка? Палатка прямо на песке?
