– Доброе утро, леди Юлия, – церемонно поприветствовал он меня.
Что-то тут было не так.
– А как же «заморыш»?
– Какой же ты теперь заморыш, – сказал он с самым таинственным видом.
Но разбираться в этом мне было некогда. До звонка на урок оставалось в лучшем случае минут десять, а опаздывать я точно была не намерена.
– Я к магистру Хорвирету. Можно?
– А тебе назначено? – строго спросил Гратис. – Впрочем, уверен, что он тебя примет. Иди.
Странный он сегодня. Может, не выспался?
Я осторожно постучалась и тихонько вошла в кабинет ректора.
– Леди Юлия! – радостно прогрохотал декан. – Здравствуй!
– Здравствуйте, магистр Хорвирет. Может быть, я не вовремя?
– Да как же ты можешь быть не вовремя. Для студентки, которая создала артефакт стоимостью тридцать тысяч золотых, у меня время всегда найдётся.
Я непонимающе заморгала. Ещё вчера меня отчитали за этот самый артефакт, а сегодня он стоит каких-то денег? И вроде бы даже немалых?
Я пока вообще-то не очень разбиралась в здешних ценах, и понятия не имела, сколько денег на моей студенческой карте. Зато хорошо помнила, что платья, которые мы покупали с Эрмилиной, стоили то ли пять, то ли десять золотых. Значит, тридцать тысяч – сумма немаленькая.
– Тридцать тысяч? – переспросила я.
Декан вроде как смутился.
– Должен предупредить, все артефакты, созданные студентами во время обучения, – собственность Академии. Так что ты вряд ли что-то получишь из этой суммы.
– Да я и не рассчитывала, – отмахнулась я. – Я здесь на всём готовом, ещё и деньги на карте. Но магистр Алия сказала, что в моем артефакте тёмная магия!
Декан вздохнул:
– Магистра Алию можно понять. Тёмные убили её семью. И ко всем тёмным материям она относится с большим подозрением. Иногда, что называется, на воду дует. Но специалист она отличный.
Я была рада за отличного специалиста, но путаные объяснения о тяжёлой судьбе магистра Алии не давали ответа на главный вопрос:
– И всё-таки, слёзы девственницы – это элемент из тёмной магии?
– Нет, конечно, – ответил декан. – Они относятся к элементу, скажем так, сомнительному.
Что-то похожее я уже слышала.
– Что значит «сомнительному»?
– Сами по себе эти слёзы не тёмные и не светлые. В давние времена их активно использовали. Другой вопрос, каким образом их добывали. Не все маги заботились о том, чтобы слёзы были отданы добровольно. Понимаешь?
Понимаю. Живое воображение тут же нарисовало мне картинку: несчастные девственницы сидят в темнице у какого-нибудь злого мага или торговца магическим товаром, а он зверствует, чтобы, значит, плакали активнее.
– В общем, использовать слёзы девственниц уже давно считается неэтичным. Но не запрещено. Максимум, что ждёт того, кто включит в артефакт этот ингредиент – магическая экспертиза. Штука, скажу я тебе, не очень приятная и занимающая уйму времени. Артефактору придётся доказывать, что слёзы были отданы ему добровольно. Но в твоём случае ничего такого, разумеется, не будет.
– А как же артефакт под подушкой? Это тоже не тёмное?
Декан расхохотался.
– Старая студенческая традиция. Ещё мой дед клал под подушку артефакты и конспекты, чтоб за ночь запомнилось. Исследования не выявили в этом ритуале никакой практической пользы. Современные студенты так уже не делают. Хотя… думаю, теперь опять начнут.
– А почему же магистр Алия сказала…
– Потому традиция древняя. Тёмную магию официально запретили лишь полтораста лет назад. И ко всему древнему у нас относятся с подозрением.
С подозрением. А я из-за них с медведем поссорилась.
– Но как удачно ты расплакалась над амулетом, что слёзы попали только на перо! – в голосе декана снова появилось восхищение. – Зацепи ты ими серебро, получилась бы бесполезная безделушка. А так – уникальная вещь.
Я не стала говорить декану, что на серебро они и не могли попасть. Я плакала прицельно.
– Да что же в нём уникального-то? – по-прежнему не понимала я.
– Амулеты храбрости, – начал объяснять декан – это палка о двух концах. Они обычно храбрости-то добавляют, а вместе с нею – изрядную долю безрассудства. Пользоваться ими стоит только тому, кто собственной тени боится. Но твой амулет работает иначе. Он добавляет сообразительности и ловкости. А храбрость идёт вроде как побочно. То есть человек с этим амулетом лучше просчитывает ситуации, лучше владеет обстановкой, понимаешь? И вот уже оттуда идёт храбрость. Не дурная, а настоящая, расчётливая. Твой амулет, чтоб ты знала, будет работать при королевском дворе у кого-нибудь из генералов, а может, и у самого короля.
Ну надо же! Я вспомнила свои рассуждения над амулетом о храбрости и дурости. Всё-таки нельзя недооценивать значение намерения.
Декан наклонился ко мне поближе и сказал совсем тихо:
– А можешь ещё один такой сделать, для меня? Только так, чтобы никто не знал.
Я растерялась.
– Я же не умею… ну, то есть… не уверена, что снова получится.
– Ты просто попробуй. Повтори всё то же, что делала, а там уж глянем, что будет за результат.
– И плакать можно? – смущенно спросила я.
– Да кто ж тебе запретит? – расхохотался декан. Он явно сегодня был в приподнятом настроении.
Из его кабинета я вышла, понимая, что мне нужно сделать две вещи. Собрать новый амулет и извиниться перед медведем. Ах, да, ещё расчистить комнату в подвале. Потому что наказание с меня так никто и не снял.
Глава 24
В подвале я уже почти освоилась. Было почти не страшно. Я протирала от пыли артефакты и даже что-то напевала себе под нос. В этот раз я даже не слишком торопилась, ведь по возвращении домой меня ожидал разговор с медведем. А я понятия не имела, что ему сказать. Надеюсь, простого «извини, погорячилась» будет достаточно? Но что-то мне подсказывало, что ехидная и вредная сволочь постарается выжать из этой ситуации максимум и вдоволь надо мной поглумится.
И вдруг свет погас. Я вскрикнула от неожиданности и заоглядывалась по сторонам. Но ничегошеньки не увидела. В полной темноте лишь едва мерцал мусорный портал. А затем послышались шорохи, и темнота наполнилась алыми всполохами. Сердце словно сжала ледяная рука, дыхание перехватило.
– Кто здесь? – прошептала я и не узнала своего голоса.
А темнота надвигалась, шумела, словно желая меня раздавить.
– Кто здесь? – спросила я уже громче, изо всех сил собирая остатки мужества, которое, прямо скажем, если когда-то у меня и было, то сейчас скрылось в неизвестном направлении.
