Во внутреннем дворе среди лимонных деревьев вы увидите множество прекрасных статуй, но нет среди них хрупкого юного мальчика. Сегодня статуя Давида находится в музее Барджелло.
Прочь из Флоренции
В саду есть растение, которое нужно оставлять сухим, хотя большинство людей его поливает.
Это сорняк, называемый завистью.
Приписывается Козимо де Медичи
Казалось, Флоренция надолго останется под властью Медичи.
Но семья Альбицци не простила унижения. Старые семьи придерживались старых традиций и не понимали интереса к идеям гуманизма, древней философии, считая их угрозой христианским ценностям.
Ко всему прочему Козимо усовершенствовал систему описи имущества для налоговых сборов республики, созданную его отцом, она стала угрозой материальному благополучию старых семей.
Решающим моментом в разгорающемся конфликте оказался вопрос военных действий против города Лукка, перешедшего под покровительство Милана. Козимо был против войны, но не смог противостоять большинству. Ему пришлось согласился с планами военной кампании, которая в итоге провалилась.
Козимо сделал то, что сделал бы любой современный здравомыслящий человек, чувствуя, что тучи сгущаются. Он потихоньку вывел из Флоренции свои активы и вывез семью.
Успел вовремя. Несколько раз ворота дворца кто-то вымазывал ночью кровью, а Козимо старался не обращать внимания и торопился, проводил по нескольку рискованных банковских операций за один день, отправляя деньги и ценные бумаги в римский и венецианский филиалы своего банка. Обеспечивая финансовую стабильность семьи и банка, Козимо не мог одновременно заниматься политическими вопросами и упустил власть в республике.
Ринальдо д’Альбицци в это время взял под контроль новые выборы в Синьорию — правительство Флорентийской республики, и на ключевые посты пришли его люди.
В сентябре 1433 года Козимо был вызван в Синьорию из своего поместья за пределами города. Как друзья ни отговаривали, он явился и после беседы с главой-гонфалоньером был арестован начальником охраны с вооруженными людьми. Козимо быстренько сопроводили на самый верх башни дворца Синьории и заперли в тесную камеру, которую флорентийцы называли Albergetto (Гостиничка).
Медичи снова оказался над Флоренцией, на высоте главной башни дворца ее власти, но в тесной камере и с неизвестным будущим.
Хотя бы за семью он мог быть спокойным.
Тем временем по Флоренции распространились слухи о его аресте, Козимо был достаточно популярен в городе, и люди заволновались. Слухи об аресте самого известного человека разносились с большой скоростью, и вот уже народ потянулся на площадь Синьории. Члены Синьории, как пишут современники, заволновались и даже чуть не разбежались, сообразив, что натворили: они очень боялись бунта, и Альбицци с трудом удалось их успокоить.
А Козимо, оставаясь в тесной камере, отказывался от еды, он боялся отравления, ведь нет человека — нет пролемы, как скажут столетия спустя.
Приговор был вынесен. Он лишь звучит несерьезно: Козимо обвинили в «стремлении поставить себя над рядовыми гражданами». На самом деле это одно из самых тяжелых обвинений во Флорентийской республике, и каралось оно смертной казнью.
Казалось, участь Козимо была решена. Но Синьория снова испугалась и приговорила узника башни к пяти годам изгнания из Флоренции.
«Это решение сразу дошло до моего брата Лоренцо, который был тогда в Муджелло, и кузена Аверардо, пребывавшего в Пизе… — напишет в дневнике Козимо, — Лоренцо в тот же день появился во Флоренции, его вызвали в Синьорию, но, узнав от верных людей зачем, он сразу же вернулся в Иль-Треббио. Аверардо также поспешно покинул Пизу, ибо был получен приказ схватить его. Удайся им взять всех нас троих, положение было бы совсем скверным. О происшедшем сообщили моему доброму другу, капитану коммуны Никколо да Толентино».
К слову: Толентино возглавлял солидный отряд вооруженных людей.
Никколо Макиавелли вспоминает о том времени
«Прислушиваясь к голосам собравшихся внизу, звону оружия, доносившемуся с площади, ударам колокола, сзывавшего балию, Козимо опасался за свою жизнь, а еще больше, что его личные враги казнят его каким-нибудь необычным образом.
Он почти не прикасался к еде, за четыре дня съел лишь несколько кусков хлеба.
Видя его тревогу, Федериго сказал: „Козимо, ты боишься отравления, но голодом ты только приближаешь свой конец. Если ты думаешь, что я могу принимать участие в таком гнусном деле, то это ошибка. Да и не думаю я, что твоя жизнь в опасности, ведь у тебя так много друзей, и во дворце, и в городе. Но если все же тебе суждено погибнуть, то можешь быть уверен, они найдут кого-нибудь другого, а я никогда не оскверню своих рук ничьей кровью, а твоей — тем более, ведь ты никогда не делал мне ничего дурного; так что возьми себя в руки, поешь немного и сбереги свою жизнь для своих друзей и своей страны. А чтобы ты не волновался, я поем с тобой“.
Эти слова принесли Козимо большое облегчение, со слезами на глазах он обнял и расцеловал Федериго, искренне благодаря его за доброту и сочувствие и обещая, что, выпади случай, он непременно выразит свою признательность».
Получив известия, войско во главе с Толлентино и крестьяне, живущие вокруг тосканских поместий семьи и верные Козимо, вооружившись всем, что под руку попало, приблизились к Флоренции.
Ринальдо д’Альбицци выходил из себя, пытаясь защищать свои интересы. Он договорился о замене высылки Козимо на десять лет вместо пяти, он послал своих солдат взять под стражу целый ряд друзей Медичи, включая друга Козимо, поэта-гуманиста и нотариуса Никколо Тинуччи, которого жестоко пытали. Тинуччи не выдержал и подписал признание, согласно которому Козимо намеревался поднять во Флоренции бунт с участием иностранных вооруженных сил и объявить себя диктатором.
Так появилось свидетельство измены, а за это преступление уже безоговорочно полагалась смертная казнь. Но о судьбе Козимо уже стало известно по всей Италии, Феррара и Венеция направили во Флоренцию жесткие ноты.
— Я готов отправиться в изгнание куда бы то ни было, даже к арабам или иным народам, что живут не по нашим правилам. Ваше решение, — сказал Козимо в последнем слове перед судьями, — большое несчастье для меня, но я воспринимаю его как благодеяние, как награду мне и моим близким.
Он всерьез опасался за свою жизнь:
— Прошу оберечь меня от тех, кто с оружием в руках собрался внизу, на площади, и жаждет моей крови. И если умру, то мне-то будет не очень больно, но вы покроете себя несмываемым позором.
Синьория сразу поняла намек. В отличие от Альбицци правительству Флорентийской республики не улыбалось конфликтовать с Венецией или Феррарой. И ночью, под охраной дворцовой стражи, Козимо тайно провели по пустым улицам к северным воротам в город. Его доставили к переходу через гору Симоне, где проходила граница Флорентийской республики.
