Все это он совершил буквально после долгой жизни, которую большинство людей признали бы очень деятельной. Человек другой национальности, будь он так обеспечен, как Флаглер, я уверен, ушел бы на покой, чтобы наслаждаться плодами своих трудов.
Генри Моррисон Флаглер был для Рокфеллера незаменимым и самым ценным компаньоном, лучшим другом, которому он по-настоящему доверял.
Генри Флаглер был личностью магнетической. Это был «настоящий лихой красавец с голубыми глазами, черными волосами и пышными усами». Он одевался по последней моде и «излучал царственную уверенность в себе». Он был на девять лет старше Рокфеллера и стал «движущей силой, вдохновителем и мозгом компании».
Флаглер был неукротим в стремлении к масштабным свершениям и любил повторять: «Я всегда доволен, но никогда не удовлетворен». На его рабочем столе стояла карточка с цитатой: «Поступай с другими так, как они поступили бы с тобой, но твой ход должен быть первым». По словам американского историка А. Невинса, Генри Флаглер сыграл главную роль в выводе корпорации из хаоса и придании ей организованности и порядка в критический период 1877–1878 годов.
Но увлекшись очередной идеей, «Флаглер шел вперед напролом, не считаясь по большей части ни с моралью, ни с законом». И порой «нуждался в сдерживающем влиянии». Именно Флаглер стал инициатором заключения сделок с железными дорогами по предоставлению возвратных пошлин – эта сторона деятельности Standard Oil, как известно, считается весьма неоднозначной.
Я познакомился с Флаглером, в молодости продававшим свои продукты фирме «Кларк и Рокфеллер». То был дельный и бойкий паренек, полный сил и энергии. Когда мы открыли нефтяное дело, Флаглер поселился в доме, где жил и Кларк, получивший в свои руки фирму «Кларк и Рокфеллер» и единолично продолжавший дело. Затем Флаглер купил дело Кларка и соединил его бизнес со своим.
Тут, понятно, нам приходилось чаще встречаться. Из деловой связи понемногу образовалась деловая дружба, ведь люди, жившие в таком сравнительно небольшом городе, каким тогда был Кливленд, разумеется, встречались чаще, чем это было бы в Нью-Йорке. При дальнейшем развитии нефтяного дела и с появлением у нас потребности в больших средствах я немедленно вспомнил о Флаглере как о возможном компаньоне и предложил ему оставить свое комиссионное дело и стать участником нашего общества. Он принял это предложение, и таким образом у нас завязалась на всю жизнь дружба, которую ничто никогда не омрачало. То была дружба, основанная на бизнесе, что, как Флаглер любил повторять, намного лучше, чем бизнес, основанный на дружбе. Мой личный опыт убедил меня в справедливости слов друга.
Генри Хаттлстон Роджерс когда-то возглавлял Союз независимых нью-йоркских промышленников, сопротивлявшихся монополии Standard Oil. Но оценив все преимущества альянса с компанией Рокфеллера, стал преданным соратником нефтяного короля.
Генри Роджерс был ярким, привлекательным человеком, прирожденным лидером. Его острый ум, молниеносная реакция и удивительная живость делали его неотразимым в глазах окружающих, успешным в делах. Он стал курировать в Standard Oil все закупки нефти, затем управлять системой трубопроводов, а позднее был назначен председателем производственной комиссии – стал одним из ключевых руководителей корпорации.
Роджерс покровительствовал искусствам и был другом писателя Марка Твена. По словам американского историка А. Невинса, личность Роджерса можно назвать калейдоскопической: «В один миг он был весел и разговорчив, в другой – резок, саркастичен, насмешлив. В мгновение он переходил от демократичного радушия к ледяному высокомерию, от обманчивой доброты к резкой грубости или яростному гневу. При любой смене настроения он был естествен».
Роджерс любил рисковать, он вкладывался во многие предприятия, и большая часть его вложений с лихвой окупилась. Он стал совладельцем многих крупных компаний в сфере добычи меди, газовой промышленности и железнодорожного транспорта.
Много-много лет подряд мы с этим верным соратником работали плечом к плечу, и даже наши рабочие столы стояли в одном и том же помещении. Оба мы жили на Эвклид-авеню, в нескольких шагах друг от друга. Мы встречались утром и шли на работу, затем возвращались вместе домой на ланч, потом снова в контору и, наконец, вечером вместе шли домой. Во время этих прогулок, вдали от офиса с его нервотрепкой, где тебя постоянно что-то отвлекает, мы неторопливо и спокойно разговаривали о делах, анализировали ситуацию, составляли планы и вырабатывали очередные решения. Флаглер лично составлял почти все наши контракты. Он великолепно умел изложить все намерения и цели контракта, делая это с таким совершенством и с такой аккуратностью, что никогда не появлялось ни малейшего недоразумения. Его контракты соблюдали равно интересы обеих сторон. Я вспоминаю, как часто он говорил: «При заключении контракта притязания и права обеих сторон необходимо измерять равной мерой». Генри М. Флаглер всегда так и поступал. Однажды ему предложили подписать один контракт, и, к моему удивлению, он без малейшего вопроса или возражения его подписал. Мы решили купить участок земли, на котором стоял один из наших керосиновых заводов. Этот участок мы до тех пор арендовали у некоего Джона Ирвина, человека, хорошо нам обоим знакомого. Последний написал этот контракт на оборотной стороне конверта, найденного где-то у себя в конторе. В такого рода бумагах обычно описывался участок вплоть до мелочей: «…а оттуда на юг, до высокого мамонтова дерева» и т. д., и на полученной бумаге я увидел нечто, показавшееся мне образцом точности. Флаглер сказал мне: «All right, John. Я уже подписал контракт. Когда он будет у нас в руках, ты увидишь, что на месте мамонтова дерева будет столб, и весь документ будет в безукоризненном состоянии». Разумеется, вышло так, как он сказал. Смею утверждать, что многим специалистам в области права не мешало бы посидеть у его ног и поучиться полезным приемам составления контрактов. Но наши адвокаты могут упрекнуть меня в пристрастности, и я умолкаю.
За что Флаглер заслуживает особой признательности, так это за осознание необходимости строить новые керосиновые заводы иначе, чем они строились до него, а не в виде этих «злосчастных сараев», служивших ранее помещениями заводов. Все боялись, что наступит день нефтяного фиаско и, стало быть, деньги, затраченные на более приличные постройки, придется занести в счет убытков, а потому все предпочитали строить худшие и более дешевые здания для заводов. Против этих-то взглядов Флаглер и восстал.
Хотя он признавал, что запас нефти должен же когда-нибудь истощиться и с каждым днем такой риск становится все более реальным, он все-таки отстаивал мнение о том, что, однажды занявшись нефтяным делом, можно его вести с невероятной эффективностью, можно его поставить на такой солидный фундамент, вести так прогрессивно, чтобы ни одно из усовершенствований не осталось невыполненным, и тогда от бизнеса можно ждать хороших результатов. Эти принципы он применил к возведению наших зданий. Он начал их строить так качественно, делать такими солидными, как будто навека. А его мужество действовать согласно своим убеждениям положило не один камень в фундамент здания грядущего успеха компании.
