Здесь, на вершине холма, стоял старый, очень скромный, дом. Рокфеллер не стал его сносить, но перестроил по своему вкусу. Нефтяной король писал в своих «Воспоминаниях», что всегда восторгался этим «старым домом, где прекрасные виды радуют душу и где можно жить просто и спокойно».
Но в 1902 году дом сгорел. Сын Рокфеллера заказал архитекторам проект нового особняка. Родители утвердили проект, но так и не приступили к строительству. Вскоре сын понял, что отец тяготится помпезными размерами будущего дома, но в то же время не хочет причинять неудобства детям и внукам, которым было бы тесно в скромном жилище. И сын предложил переделать проект – построить такой дом, который станет удобным и для хозяев, и для гостей и не превысит приемлемых для родителей размеров. Рокфеллер-старший согласился, «испытав большое облегчение».
Новый дом в георгианском стиле соорудили довольно быстро. Мебель, посуду и произведения искусства приобретали, пользуясь советами лучших консультантов. Молодой Рокфеллер объяснял дизайнерам, что нужна «резиденция настолько простая, что друзья, приезжающие из какого угодно захудалого угла, ощущали бы ее домашний уют. Те же, кто ценил хороший дизайн и изящную обстановку, сказали бы: Как изысканно!»
Такое сочетание простоты и изысканности было достигнуто. Рокфеллер-старший с женой восхищались домом.
Когда знаменитый архитектор предложил свой проект и обозначил направление линий столбиками, я попросил у него разрешения представить свой проект.
За несколько дней я его разработал и притом выполнил так, что дорожки при скрещивании открывали наилучшие виды с вершин холмов, расширявших горизонт, а на заднем плане виднелся речной пейзаж, с холмами, облаками и широко раскинувшейся долиной, венцом всего моего создания. Таким образом, я отметил направление дорожек и, наконец, положение дома своими столбиками.
– Посмотрите, пожалуйста, – сказал я наконец, – и решите сами, какой из двух планов лучше.
То было мгновенье торжества, когда сам «авторитет» признал мой проект лучшим в отношении видов и одобрил место, выбранное мной для дома.
Купив участки земли в Покантико-Хиллз, Рокфеллер сносил старые постройки, убирал неприглядные валуны, преобразовывал неряшливые рощи, разбивал газоны. Он проложил извилистые подъездные пути, построил дорогу в глубоком скальном каньоне. Он возвел каменную стену, чтобы отгородиться от железной дороги. Он проложил широкие просеки и верховые тропы, оборудовал места отдыха с видами на Гудзон, воздвиг наблюдательную вышку.
Поначалу миллиардер заключил контракт на проектирование ландшафта своего имения с известной фирмой «Фредерик Лоу Олмстед», обустроившей в свое время Центральный парк в Нью-Йорке. Но всеже ландшафтные работы в Покантико-Хиллз Рокфеллер возглавил лично, хотя и не отказывался от советов специалистов. Работал он с огромным рвением, до изнеможения, до темноты.
Со временем он стал экспертом в искусстве ландшафтного дизайна. Удивлял специалистов глубиной своих познаний и точностью оценок. «Я думаю перенести этот пригорок, – указывал он на очередной холмик. – Навскидку скажу, что в нем около 650 000 кубических футов земли».
К 1920 году у Рокфеллера в Покантико-Хиллз был один из лучших ботанических садов во всей Америке, в котором росло до десяти тысяч деревьев.
Сколько миль дорог проложил я в то время собственноручно, даже приблизительно не смогу сказать, но работал довольно основательно и за планированием дорог задерживался иной раз до такого позднего времени, что уже темнота мешала дальнейшей работе, даже не было видно сигнальных столбиков и флажков. Известная доля суетности имеется в этих долгих рассказах о прокладывании дорог, но что же? Ведь это, может быть, единственный противовес, уравновешивающий хотя бы отчасти все рассказы о делах, которым отведено так много страниц в моих мемуарах.
Мой метод вести свои дела так отличался от методов предпринимателей того времени, что оставлял мне намного больше свободного времени. Даже когда центральное отделение компании было переведено в Нью-Йорк, я все-таки имел возможность провести большую часть лета на даче в Кливленде, обыкновение, которое я не оставил и теперь. Обычно я приезжал в Нью-Йорк только тогда, когда мое личное присутствие безусловно требовалось, но оставался на постоянной связи с офисом при помощи нашего собственного телеграфа. Так я выигрывал время на занятия другими, интересными мне делами: на прокладывание дорог, посадку и рассадку деревьев, закладывание парков, насаждение лесов и т. д. и т. п.
Из всех дел, развивашихся под нашей рукой, мне кажется, питомники деревьев дали наибольший успех. Я веду строгую отчетность в каждом питомнике и недавно был поражен приростом ценности, которую уже через короткий промежуток времени дают насаждения, если проделать над ними то, что проделали, например, мы: пересадить молодые деревья из графства Вестчестерского в Лэквуд, штат Нью-Джерси. Мы пересаживали деревья – большею частью хвойные и вечнозеленые – тысячами. Если верно припоминаю, мы пересадили более 10 000 штук и затем повысили их ценность своими проектами по улучшению их сортов. Пересаживая деревья из Покантико в наше имение в Лэквуде, мы списываем их со счетов одного имения и вносим на кредит другого по рыночным ценам. Таким образом, мы сами являемся лучшими покупателями у самих себя и зарабатываем маленькое состояние, продавая, например, в имение в Нью-Джерси деревья по 1 доллару 50 центов или по 2 доллара за штуку при стоимости их в Покантико от 5 до 10 центов.
При разведении молодых деревьев, как, впрочем, и в других деловых проектах, чрезвычайно выгодно поставить дело сразу на широкую ногу. Наслаждение выхаживать пересаженные деревья диаметром от 10 до 20 дюймов, а иной раз и толще, было на протяжении многих лет источником моего величайшего удовлетворения и активного интереса. При этом мы обходимся собственными силами, привлекая своих рабочих. И поразительно, какие вольности можно себе позволить в обращении с деревьями, если вы научились этому. Не раз приходилось пересаживать колоссов высотой в 70 футов, а то и 80, и 90 футов. Это уж, верно, не молодые исполины. Мы пробовали пересаживать деревья всех сортов, в том числе и те, о которых специалисты говорят, что их пересаживать невозможно, что они пересадке не поддаются. Самыми смелыми наши опыты были с дикими (конскими) каштанами. Мы выкапывали крупные экземпляры, перевозили их на довольно значительное расстояние, иные даже в цвету (замечу мимоходом – каждый экземпляр не дешевле 20 долларов), и лишь немногие у нас увядали. Благодаря успеху мы становились все смелее и смелее, и порою устраивали дерзкие опыты. Но в работе по определенным планам мы имели почти всегда удовлетворительные результаты.
Если взять в расчет все наши опыты с сотнями деревьев разных сортов и самых разнообразных возрастов по отношению к промежутку времени, в который мы изучили искусство пересадки, то окажется, что общая потеря в этом деле не превышает десяти процентов. Вероятно, она даже ниже, процентов 6–7. Большой этап пересадки деревьев был завершен за один сезон, с потерей трех процентов.
