Старшина заявил, что, вырвавшись из окружения, идут к своим. Эту же версию подтвердили и оба красноармейца.
Далее я стал спрашивать их, откуда они родом, давно ли служат в армии и т. д. Один из задержанных красноармейцев рассказал, что он из г. Запорожья, работал на заводе “Интернационал”, комсомолец, даже был секретарём первичной комсомольской организации. Я обрадовался, что встретил земляка. Завод такой действительно в Запорожье есть. Спрашиваю, не знает ли он, где теперь находится секретарь комитета комсомола завода, которого я хорошо знал… Смотрю, мой “земляк” начинает волноваться…»
Боец стал путаться в фамилиях, отвечать невпопад, а когда Матвеев с деланным интересом спросил, не встречался ли он с секретарём Запорожского горкома, то получил утвердительный ответ — мол, встречался и не раз. И тут Александр предъявил задержанному сохранившееся у него удостоверение секретаря горкома! Тот обомлел, расплакался, признался, что в Запорожье отродясь не бывал, но теперь они, трое, идут к этому городу с разведывательнодиверсионным заданием Абвера. Задержанных Матвеев передал в особый отдел армии.
Кто бы знал, сколько агентов и шпионов придётся разоблачить Александру Ивановичу на своём долгом пути военного контрразведчика! Но это были первые и, как первая любовь, запомнились навсегда… Впрочем, история эта имела продолжение, но уже на уровне крутых «военных приключений».
Генерал Матвеев вспоминал подробности произошедшего:
«Мне выделили трёхосную полуторку со счетверённым зенитным пулеметом, пятерых солдат. Передал задержанных и протоколы допроса в особый отдел армии, сразу же возвращаться мне не советовали: мол, не стоит на ночь глядя. Утром уточнил обстановку, мне сообщили, что полк стоит на прежнем месте в районе хутора Трудового — туда мы и отправились… Когда же подъехали к хутору, то увидели, что он занят немцами. Что делать? Командую водителю, тот — по газам. Пока немцы разобрались, мы пулей промчались по главной и единственной улице. Вслед нам ударили из миномета, не попали…
Но это было только начало приключения, потому как следующий населённый пункт Ивановка тоже был занят противником. Мы оказались в “мешке”. Обочины заминированы, а бросить машину и пешком выбираться — не дело… Решили идти на прорыв. Я дал команду подготовить установку к стрельбе по наземным целям, рассадил соответствующим образом автоматчиков — и мы промчались через Ивановку на полном ходу с ураганным огнем»
.
…В далёком 1812 году командир 2-й сводно-гренадерской дивизии граф Воронцов
[230] сказал после Бородинского сражения, что его дивизия не отступила, но исчезла на поле боя… То же самое можно было сказать про 253-ю стрелковую дивизию и ещё про многие соединения Великой Отечественной войны…
В конце октября 41-го её остатки вошли в состав 99-й Краснознамённой дивизии — соединения, отличившегося в самые первые дни войны. Вечером 22 июня дивизия выдвинулась к государственной границе, утром 23-го, совместно с пограничниками 92-го отряда, нанесла контрудар по гитлеровским войскам, освободила город Перемышль и удерживала его до 27-го числа. 22 июля 1941 года 99-я дивизия была награждена орденом Красного Знамени — это была первая коллективная награда в Великой Отечественной войне. Но вскоре дивизия оказалась в Уманском котле, где в ожесточённых боях погибла большая часть её личного состава, однако прорвавшиеся из окружения вынесли Боевые Знамёна, и дивизия была восстановлена. Младшему лейтенанту госбезопасности Матвееву было поручено оперативное обеспечение 187-го стрелкового полка.
Тем временем войска Южного фронта генерала Чере-виченко
[231] готовились к наступлению.
«В начале ноября создалась угроза прорыва противника через Ростов на Северный Кавказ. В связи с этим Ставка усилила Южный фронт. С развёртыванием 56-й отдельной армии на подступах к Ростову и с выдвижением на фронт 37-й армии силы советских войск, действовавших между рекой Северский Донец и Таганрогским заливом, увеличились примерно в два раза.
Маршал С.К. Тимошенко 8 ноября обратился в Ставку с просьбой санкционировать подготовку и проведение силами Южного фронта наступательной операции с целью разгрома вражеской группировки на ростовском направлении…»
И вот тогда, во время подготовки к наступлению, Матвееву пришлось встретиться с немецким агентом, оказавшимся покруче всех тех трёх «земляков», вместе взятых… Перед началом операции 187-му полку был придан для усиления бронепоезд, стоявший в тупике одной из станций. Экипаж спешно формировался на месте, в том числе из «окруженцев», даже не успевших пройти проверку: времени на то не было. Особисты внимательно присматривались к людям, ориентировали личный состав — чтобы, если что не так, сообщали. Бойцы понимали их правильно. Как говорил Александр Иванович, «воины видели в нас и боевых товарищей, и бескорыстных защитников от тайных врагов».
Вскоре это дало конкретные результаты. Александр Иванович вспоминал:
«Вначале поступил сигнал о том, что красноармеец Борков осторожно, но систематически и настойчиво распространяет изменнические настроения. Мы, на доверительной основе, усилили контроль за его действиями и вскоре уже располагали данными, что Борков пытается сколотить группу для захвата бронепоезда и угона его к немцам. Ввиду боевой обстановки и в целях пресечения преступных намерений, Борков за три дня до начала нашего наступления был арестован.
…На первом допросе Борков “чистосердечно”, как мне показалось, рассказал о приготовлении к совершению преступления, но скрыл главное. Он раскаивался и выражал готовность “кровью искупить свою вину”. Это, видимо, притупило мою бдительность, что чуть не привело к трагическим последствиям.
Шестого ноября, перед тем как отправить арестованного в особый отдел дивизии для дальнейшего следствия, я вызвал его, чтобы оформить необходимые документы. Это было вечером, на улице было уже темно. Допрос происходил в одной из комнат небольшого домика, где располагалась охрана штаба полка. Часовой привёл арестованного и по моему указанию вышел за дверь и стал ждать моего вызова. В соседней комнате в это время отдыхали человек пять военнослужащих в шинелях и с автоматами.
Я закончил допрос, оформил документы. Встал из-за стола и открыл дверь, чтобы вызвать часового. В этот момент Борков в одно мгновение оказался в смежной комнате, где спали бойцы, выхватил у одного из них автомат и направился в мою сторону. Я сделал прыжок и стволом пистолета ударил бандита в живот. Удар оказался настолько сильным, что он сжался от боли и выпустил из рук автомат. На шум прибежал часовой, проснулись бойцы, схватили преступника, связали и доставили по назначению. При докладе о случившемся я получил строгое замечание от начальства…»
