Часть 4
Как в кино
Разведчик на покое
Постепенно он совершенно отвык от прежних игрушек (пистолет под мышкой, шуршащая под пиджаком рация и проч.), от обращения «товарищ старший лейтенант», от каждодневного ожидания пули, бомбы и незаметной, секретной, служебной смерти. Его служба была, конечно, и опасна и трудна, но на первый взгляд была очень даже видна: где первые лица на первых страницах наших и чужих газет, там и он, сбоку, в штатском, но с форменной прической.
Он — бывший, и уже не охраняет президентов, не сверлит толпу насквозь в поисках наемного убийцы и не сочиняет больше умных мыслей про концепцию контрразведки. А занимается вместо этого вот чем: размахивая своей косичкой, бренчит на гитаре, поет своим тенорком по-английски (про кремлевские тайны ни слова), пробивает концерты и вообще руководит собственной рок-группой, названной в честь себя же.
В свободное от основной работы время он воспитывает — на коммерческой основе — новое поколение рыцарей плаща и кинжала и ставит безопасность в солидных фирмах. Эти ученики и заказчики снимают перед ним шляпу… Вот он им рассказывает в…надцатый раз одно и то же и удивляется, что не понимают очевидных для всякого толкового кагэбэшника вещей, а потом по пути на репетицию обдумывает очередную главу книжки «Философия безопасности», которую сочиняет ночами.
Как-то так странно вышло, что из недр государственной безопасности вырос рок-музыкант-философ. Про все это впору было бы сочинить роман.
…Фонарев попал в КГБ, как и многие, — вдруг.
Жил себе в городе Зеленограде, учился в техникуме, бренчал на гитаре (даже в ансамбле на танцульках), пел что-то якобы на английском языке, гонял на лыжах, зарабатывал спортивные разряды. Одним словом, вел стандартную жизнь юноши, которому все равно скоро в армию.
Но вот в армию-то он и не попал.
Дальние знакомые, знакомые знакомых, вышли на него и предложили романтическую, уважаемую, престижную, высокооплачиваемую, выездную, перспективную и т. д. работу. У Фонарева была блестящая и завидная — по тем временам — анкета. Спортсмен, комсомолец, из рабочей семьи, не был, не привлекался, не имел, да и вообще морально устойчив — с такой биографией не то что в Комитет, в космос можно было проникнуть! С поправкой на время, сегодня это было бы приблизительно то же самое, как если бы выпускнику средней школы предложили сделаться членом правления коммерческого банка. Кто б отказался! Вот и Фонарев не отказался.
В ПЕРВЫЕ ГОДЫ ЮНОМУ ЧЕКИСТУ НЕМАЛО ПРИШЛОСЬ ПОПОЛЗАТЬ ПО КОВРАМ, ИЗУЧАЯ ИХ САНТИМЕТР ЗА САНТИМЕТРОМ: ВДРУГ ТАМ ЧТО ЗАТАИЛОСЬ? С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ ЭТО БЫЛО ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ ВАЖНО…
Тем более что вдобавок к отсутствию интеллигентских комплексов («Сотрудничество с органами? Ах, лучше я повешусь на ближайшей осине!») Дима заранее знал, что ему придется не над диссидентами издеваться, а охранять покой первых лиц государства. Он предполагал, что работа ему предстояла непыльная. От чего охранять? Что грозило высочайшим лицам тогда, в 1979 году, кроме разве что обширного инфаркта, почечной недостаточности и исполнения своих обязанностей не приходя в сознание?
Ну и начал работать. Правда, предположение насчет непыльности не подтвердилось. Пыли хватало. В первые годы юному чекисту немало пришлось поползать по коврам, изучая их сантиметр за сантиметром: вдруг там что затаилось? С точки зрения госбезопасности это было очень, очень важно… Он радовался, когда после этих скучных и тихих коридоров выпадала работа на свежем воздухе: у дверей важных подъездов с авторитетными блестящими ручками надо было околачиваться с видом случайного прохожего, но зато можно было дышать полной грудью. Видимо, это у него хорошо получалось: начальство было довольно и перевело Фонарева на более ответственную работу — его допустили «к телам». Разумеется, не очень близко — так, на положенном по инструкции удалении — и все же достаточно плотно, чтобы считать себя причастным к истории державы.
Однако охранник Фонарев никогда себя не считал причастным. Как настоящий чекист, как железный Феликс, он не позволял себе — тогда — сантиментов в служебное время: назначили «охраняемого» — охраняй. Не видит он тебя в упор — правильно, значит, хорошо работаешь. Так десять лет он и охранял. И Андропова, и Рыжкова, и Горбачева, и Рейгана, и Миттерана, а уж прочих иноземных министров и премьеров — без счета.
Здесь мы вынуждены вас несколько разочаровать: подробности «хранения тел» скрыты под грифом профессиональной тайны. А несекретное неинтересно: ходишь, крутишь головой, таскаешь пистолет, прислушиваешься к рации. И будь готов, всегда готов, в любой момент кинуться на всякий вытащенный ствол своей личной грудью. Работа нервная, конечно, но к ней привыкаешь, как ко всякой работе. Да и риск не так уж был велик. Кто там стрелял, в те-то сонные годы? Да и потом, высокие лица чрезвычайно редко оказывались в гуще народной жизни. Им почему-то больше нравилось вдали от нее. Они любили покой, природу, что нам по-человечески так понятно.
Как охраннику, Фонареву не всегда удавалось быть незаметным, как того требовала служебная инструкция. Иной раз случались проколы, когда первые лица его очень даже замечали, вызывали к себе и даже просили совета. А получив совет, его даже выполняли! Да, мало кто из старших лейтенантов может таким похвастаться… Фонарев же — может. Взять хотя бы такой случай.
Вызывают как-то Фонарева в «главный дом», в Завидово, к самому — по тем временам — Михаилу Сергеичу. Сердце, конечно, замерло. Приезжает. У дверей встречает не кто-нибудь, а сам Медведев — шеф личной охраны. Заходят вместе в гостиную. А там Горбачев за руку здоровается. Раиса Максимовна тоже здоровается, улыбается и говорит:
— Дима, нам сказали, что вы в гитарах разбираетесь. Так вот, нужна консультация. Нам как раз один мальчик из Армении прислал письмо. Пишет, что хочет заниматься музыкой, а гитары нет. Вот мы с Михаилом Сергеевичем решили ему послать инструмент в подарок. Как вы считаете, этот подойдет? — и показывает гитару («какой-то ужас») за восемь рублей.
Фонарев честно ответил, что инструмент никуда не годится.
— А что же купить?
Старший лейтенант открыл уж было рот, чтоб посоветовать фирму «Фендер». Но передумал. Получится, что президентская чета поставит армянского мальчика в неловкое положение: подарок-то уж очень дорогой. И патриотично посоветовал приобрести инструмент ленинградского производства.
Дав президенту совет, Дима поехал домой. А гитара высочайшим соизволением с брегов Невы полетела на Кавказ.
Встречи с иными героями тогдашних первых полос запоминались благодаря скорее анекдотическим подробностям, нежели осознанию собственной исторической значимости.
Например, у Ким Ир Сена справа на шее была огромная шишка — что-то вроде опухоли — чуть ли не с кулак размером. Поэтому фотографов надо было отгонять именно с этой стороны. Фотографы кусали локти.
