— Скорее всего, — ответил Величко, кивнул. — Но я уже не знаю, с кем бы Ленка могла провернуть такое. А в том, что это ее рук дело, не сомневаюсь. Только мы с ней знали о ключе. Но в чем смысл? У меня было десять лет, чтобы подумать. Вероятно, Лена догадывалась, где Катька припрятала краденое, поэтому и ключ ей нужен был. Но ведь проще взломать любой замок, не в сейфе же было все спрятано, чем проворачивать авантюру с кражей тела из морга. Возможно, семнадцатилетней девчонке это просто не пришло в голову, кто знает.
— А зачем вы приезжали к ней недавно?
— Все по той же причине, — усмехнулся Тарас Дмитриевич. — Любовь, будь она неладна. Но Лене она оказалась не нужна. Настаивать я не стал, убрался восвояси. Теперь пытаюсь наладить свою жизнь.
Мне было жаль Величко. Сломанная судьба из-за одной большой любви.
Я поднялась с дивана, сказав:
— Спасибо за беседу, Тарас Дмитриевич. Не оставите свой номер, чтобы мы могли вам позвонить, если вдруг у нас возникнут вопросы?
Величко отрицательно покачал головой:
— Телефон в поезде украли.
Вот и еще одна загадка разгадана.
Проводив нас до двери, он попрощался и захлопнул дверь. Мы молча спустились вниз, и Мажор первым подал голос:
— И что дальше?
— А дальше, — посмотрела я на Лешу, и он одобрительно кивнул, как будто знал, что я скажу, — мы возвращаемся в гостиницу, ты звонишь папе, и ждем Костика с информацией от Ильи.
Глава 20
До гостиницы мы добирались молча. Все, наверное, размышляли над рассказом Тараса Дмитриевича. Да уж, чего только молодежь не придумает ради легких денег. Если бы я работала в министерстве образования, то предложила бы в старших классах ввести обязательное изучение Уголовного кодекса. Может, чтиво и не самое увлекательное, но лучше пропустить «Преступление и наказание», чем потом перечитывать Достоевского, «сидя за решеткой в темнице сырой».
Когда Мажор остановился на парковке отеля, Леша позвонил Костику. Тот заверил, что минут сорок будет, если, конечно, ему снова не попадется по дороге какой-нибудь недалекий гаишник.
— Через час встречаемся в нашем номере, — сказал Леша Клементьеву и кивнул Мажору.
— Это мой номер, — поправила я его.
— Никто же не спорит.
— Мы еще сегодня куда-нибудь поедем? — уже в холле спросил Мажор и с любовью во взгляде посмотрел в сторону бара.
Чувства парня можно было понять. Девушка погибла, в ее прошлом всплыло имя отца, и Игорь Михайлович сейчас наверняка выстраивает логические цепочки в голове, хотя это может быть простым совпадением. Но бывают ли такие совпадения?
— Бухай, Мажорчик, — хлопнул Леша его по плечу. — Только так, чтобы через час ты смог говорить внятно.
Гончаров собирался, кажется, отвесить какую-то колкость, но передумал и просто кивнул. Мы разошлись в разные стороны, и в лифте я спросила:
— Позвоним Ботанику? Что-то он не рвется нам звонить.
— Может, парень понял, что зря подался в юриспруденцию, и теперь с рвением постигает театральное искусство? — предположил Леша.
— Или снова бухает.
— Хрен разберет этих творческих личностей.
В номере уже было убрано, так что гостей приглашать можно. Устроившись в кресле, я набрала Ботанику. На темном экране после ответа шепотом «да» появились едва заметные очертания лица Ивана Андреевича.
В подвале он, что ли, сидит?
— Ты чего? — спросила я тоже шепотом.
— Прячусь, — ответил Ботаник.
— От кого?
— От режиссера. Возомнил себя Станиславским, хотя из общего у них только отчество.
— Какие новости?
— Через часа два перезвоню, — сказал Ботаник и исчез с экрана.
Бедный парень. Тяжела работа под прикрытием, но ничего, пусть закаляется. Теперь еще один звонок. Не могу же я вечно скрываться от папочки. Надеюсь, в гневе он не разогнал половину работников моей фирмы. Старик Зигмунд рявкнул в трубку после первого же гудка:
— Где тебя носит, непутевая?!
— И тебе привет, папа.
— Ты там в каком бункере со своим ментом сидишь, что вечно без связи?
Ну не скажу же я, что отключаю периодически телефон, чтобы не слышать подобных высказываний. Обижать папочку не стоит, а то не только моя контора разлетится в щепки, но и полгорода.
— А ты надолго на Руси?
— Не ерничай, Ивонна. Не волнуйся, тебя дождусь.
У меня разом прихватило все зубы. Убью Таньку. А Тимошу, так и быть, усыновлю. К жизни на помойке этот избалованный котяра точно не готов.
— Ага, — без энтузиазма отозвалась я.
— Кстати, меня Татьяна ввела в курс дела.
— В курс дела чего?
— Того дерьма, в котором ты копаешься! — снова повысил голос отец.
Этого стоило ожидать. Если папочке нужна информация, то его ничто не остановит. Не в то время и не в той стране он родился. В КГБ на допросах ему бы не было равных.
— И что?
— У тебя мозги есть?! — снова заорал он. — Ты отправила какого-то близорукого хлюпика туда, не знаю куда.
За Ботаника стало обидно. Умный же парень, пусть и не с фигурой Валуева.
— Он разберется, — заступилась я за Ивана Андреевича.
— Конечно, — ехидно заметил папа. — Потому что я поработал, напоил парочку людей и достал информацию на каждого работника театра, вплоть до уборщицы. Сегодня передам твоему недоадвокату.
В нашем полку ненормальных сыщиков, кажется, прибыло.
— Спасибо, пап.
— Ты когда возвращаешься?
— Скоро, — неопределенно ответила я.
— Ты хотя бы предохраняйся, а то твой мент на свою зарплату даже кота не сможет прокормить, не то что ребенка.
Ответить я ничего не успела, потому что этот остряк повесил трубку. Привык, что последнее слово всегда остается за ним. И да, хорошо, что мы разговаривали на чешском. Если какие-то отдельные слова Леша и понял, то общий смысл разговора вряд ли.
— Старик рвет и мечет?
Я кивнула, задумавшись, и тут же на мой телефон прилетело сообщение, тоже на чешском:
«Проверь почту».
Папа постарался, хотя я всего-то могла купить Эду пиццу и получить то же самое. Но у каждого свои источники. Оставшееся время до приезда Костика я просматривала файлы, присланные отцом, и зачитывала кое-что вслух. Мы успели ознакомиться с биографией гримера, костюмера, декоратора, двух актеров и почти дошли до великого и ужасного режиссера, когда раздался стук в дверь.
