— Я вопрос задал.
— Ty jsi úplný idiot (чеш. Ты полный идиот).
Думаю, хоть часть фразы Леша понял, но все равно продолжал меня сверлить меня испытующим взглядом.
— Если ты сейчас скажешь, что я оскорбил тебя этим вопросом…
— Не скажу, — прервала я его. — А вот ты сам, Леша, взрослый мужчина, который по несколько месяцев обходился без секса?
— Дорогая, да у меня на других баб не стоит, хоть иногда яйца и синели почти. Вспомни, как мы из постели не вылезали, когда встречались. Этого достаточно для ответа? Хотя вопрос ты не задавала, а я задал.
— Я даже не удостою тебя ответом. И вообще! — сорвалась я. — Пошел вон из машины! Не в моей квартире симпатичные брюнетки ошиваются, вернее, брюнеты.
— Детка, ты снова ревнуешь. И это так мило.
— Пошел вон!
Я, наверное, сейчас излишне вспылила, о чем, конечно, пожалею, но остановить себя уже не могла. Понимаю, что его подстегнула к этому разговору двуличность Гройсман, но не всех же под одну гребенку?
И как у него вообще могла промелькнуть такая мысль? Да, я неидеальная, да, иногда редкостная стерва, да, во мне желчи больше, чем крови, но все-таки я ни разу не дала повода усомниться в себе. И как можно жить постоянно рядом с этой профессиональной деформацией?
Неудивительно, что я сразу отказалась от его предложения… Еще тогда, два месяца назад.
— Надо еще раз поговорить с Мажором, — сказал Леша, как будто игнорируя мои слова. А я ведь просила выметаться.
И только хотела напомнить, как зазвонил телефон. Я его нащупала между сидениями, коснувшись слегка шикарного Лешиного места, а потом почти послала Ботаника, который так не вовремя объявился.
— Чего тебе? — спросила я.
— В театре… тут несчастный случай. Но я подумал, что вам интересно будет при таких ненавязчивых обстоятельствах присмотреться к работникам. Не, несчастный случай без летального исхода, но, как я думаю, разбирательство все равно будет.
— Сейчас приедем, — ответила я, едва не въехав в припаркованный рядом седан.
Леша упер руку в бардачок от неожиданности и спросил:
— Какого черта?
— В театре что-то случилось.
Глава 27
Мы ехали, пока молча, но Леша все-таки спросил:
— Ваня рассказал что-нибудь?
— Нет, я даже половины сказанного не поняла. Он только сказал, что там уже полиция и нам бы тоже не помешало приехать.
— Ладно, на месте разберемся.
Там-то точно, в этом я даже не сомневаюсь. А вот с собой мы до сих пор не разобрались. Два взрослых человека, казалось бы, чего проще… Но нет, черт подери, не можем!
На парковке театра места не было. Как все резко захотели окультуриться! Я бросила машину в ближайшем дворе, надеясь, что она останется в целости и сохранности, и мы с Лешей пешком пошли к зданию. Служебный вход был открыт, как и говорил Ботаник. Мы вошли и поднялись по лестнице к залу.
— А вот это уже странно.
— Что? — спросила я, но ответа не получила.
— Здравия желаю, Максим Станиславович.
— И тебе не хворать, Алексей Владимирович, — отозвался мужчина и перевел взгляд на меня, приветственно кивнув.
Леша сложил руки на груди и спросил:
— И что понадобилось ФСБ от местной богемы?
Я, кажется, даже открыла рот от удивления. ФСБ? Серьезно?
— Ну, Леша… — покачал головой Максим Станиславович. — Ты же понимаешь, что это секретная информация.
Даже я чуть не усмехнулась. Наверняка уже все сотрудники театра в курсе, так что эта самая секретная информация станет достоянием общественности в ближайшее время. Я этим, конечно, поделилась с конторским, и кажется, он немного обалдел.
— Это дочь Зигмунда? — невежливо ткнув в меня пальцем, повернулся Максим Станиславович к Леше.
— Она самая.
— Папина девочка. Катя была не такой.
Это он сейчас о моей маме? Откуда, интересно, он ее знает. Я, наверное, слишком пристально рассматривала этого конторского незнакомца, потому что он взял меня за локоть и рассмеялся:
— Ты такая же красивая, хоть характер отцовский.
— Вы знаете мою маму?
— Ох, она была единственной моей любовью. Мы учились вместе. Но Зигмунд оказался проворнее.
— Но вы все равно нам не расскажете, что здесь случилось? — улыбнулась я.
Судя по Лешиному выражению лица, происходящее ему не нравилось, но, видимо, Максим Станиславович был выше по званию, поэтому никаких попыток остановить наш разговор не было.
— Я вас пока оставлю, — уклонился от ответа, как я уже узнала из обращения одного из его подчиненных, товарищ полковник.
Задерживать его я не стала, но тут же почувствовала прикосновение к своему локтю, даже не прикосновение, а железную хватку.
— Нам надо поговорить, — сказал Леша и потащил меня куда-то.
— Какого черта?.. — только и успела я произнести, прежде чем он меня вывел в фойе, а потом толкнул в туалет.
Вот сейчас я готова была вцепиться в его, хм… лицо. Такого он раньше себе не позволял.
— Ивонна, — зловеще начал Леша, нависнув надо мной. — Если ты еще раз…
Что я должна была еще раз учудить, чтобы нарваться на подобное — без понятия. И узнать, видимо, не суждено, потому что нас прервал стук в дверь, а потом в проеме показалась голова Ботаника:
— Здрасьте! Можно?
— Входи, — быстро ответила я.
Мой протеже скользнул в туалет и запер дверь. Если бы кто видел, то точно бы решил, что у нас групповушка. Но Леша хотя бы забыл о своих претензиях и сразу спросил у Ботаника:
— Что здесь?
— Наркота. Причем в больших объемах и с распространением, поэтому ФСБ и здесь. Не зря мне так не нравился режиссер. А гримерша на него вообще с кулаками набросилась, когда все вскрылось. За ее истерикой я мало что понял, но вроде как что-то, связанное с ее сестрой.
Мы с Лешей переглянулись, и мне даже как будто послышалось, что в наших головах крутятся шестеренки.
— А Гройсман?.. — спросили одновременно.
— Не знаю, есть ли в этой истории ее роль, — пожал плечами Ботаник. — Но мне кажется, что нет. Я еще не в курсе всего, так что пойду узнавать.
— Иди, пацан, — одобрил Леша. — А то от наших чекистов хрен чего дождешься.
— И нам пора идти, — собиралась я ретироваться за Ботаником, но не успела.
— Мы не договорили.
Вздохнув, я прислонилась спиной к стене и спросила:
