— Мой ребенок… Он окажется в детдоме, если муж узнает, — Вера снова заплакала.
С одной стороны, мне было ее жаль, но с другой — о ребенке надо было думать раньше. А мне тоже надо подумать. Причем еще две умные головы мне не помешают.
Я поднялась со скамейки, и Вера вскинула голову, удивленно спросив:
— Вы просто так уйдете?
Ничего не ответив, я ушла. Вернулась во двор, села в машину и позвонила Леше.
— Наконец-то! — вместо «алло» сказал он.
— Ты где?
— В морге.
Как все-таки хорошо, что наши с ним некоторые диалоги никто не слышит.
— Новое дело или бухаешь с Костиком?
— Я не бухаю. Я дегустирую девятилетний коньяк.
— Жди, дегустатор хренов. Скоро буду.
Глава 31
Морг, конечно, место не самое приятное, но я уже, признаться, соскучилась по этому месту. Звучит глупо и отдает шизофренией.
Найдя свободное место на парковке, вышла из машины, стряхнула невидимую пылинку с груди и направилась к металлическим дверям.
Надеюсь, там все еще способны думать после дегустации девятилетнего коньяка, потому что некоторые вопросы так и остались без ответов. Может, они и не так важны, если Вера призналась, но надо все доводить до конца. Только для начала…
Я влетела в кабинет Костика без стука и с ходу рявкнула:
— Леша!!!
Ботаник, сидевший на кушетке, подскочил. Костик подавился коньяком и спросил:
— Чего ты орешь-то так?
А Леша повернулся и вздохнул:
— В чем я опять провинился?
Я подошла ближе и ткнула в него пальцем, нависнув сверху:
— Ты по пьяни ни с кем не трахался, пока я была в Чехии?
Теперь настала его очередь подавиться. Ничего, врач рядом. И этот самый врач сейчас откинулся на спинку стула, сложил руки на затылке и усмехнулся:
— Эх, жаль попкорна нет.
— Ивонна, ты обкурилась, что ли? — смотрел на меня обескуражено Леша. — С чего такие вопросы?
— Не хочу, чтобы меня какая-нибудь обиженная баба мышьяком траванула.
— Не самый приятный уход на тот свет, — не преминул заметить Костик. — В блевотине и дерьме. Ивонна, может, ты присядешь и выпьешь, заодно успокоишься и объяснишь, чего на мужика набросилась.
Я забрала у Леши кружку и залпом опрокинула в себя содержимое. Это только Клементьев может пить дорогущий коньяк из совдеповской кружки.
— Рассказывайте, Ивонна Сигизмундовна, — наконец-то обрел дар речи Ботаник.
— Лучше плесните мне еще, — покрутила я кружку в руках и, пока Костик начислял коньяк, включила запись своего разговора с Верой.
Судя по выражению лиц всех троих, надо было захватить еще ящик чего-нибудь сорокаградусного. Кажется, я вогнала всех в ступор, потому что после окончания записи в кабинете повисло молчание.
— Обалдеть, — наконец-то тихо выдавил из себя Ботаник.
— Вот баба дура, — подытожил Костик.
— Теперь понятно, почему ты взбесилась, — усмехнулся Леша. — Почему ты не сказала, чтобы я приехал?
— Да никуда Вера не денется. Надо понять сейчас, почему Гройсман так заинтересовалась Мажором. И пусть понятие женской дружбы давно подвергается сомнению, но чтобы так поступить… Даже со всей нечистоплотностью Гройсман я не могу подобное представить.
Клементьев поднял указательный палец вверх и голосом лектора произнес:
— Дети мои! Давайте я вам расскажу про сифилис.
На этот раз я подавилась коньяком, а Ботаник забавно покраснел. И только Леша остался невозмутимым и сказал:
— Константин Иванович, может, лекции по половому воспитанию вы оставите для подрастающего поколения?
— А если это не лекция, то подробности личной оставь при себе, — заметила я.
— Сцедите яд, ребята, а то обижусь и вообще ничего не скажу. Итак, когда я был молодым и зеленым студентом, наш преподаватель поведал одну историю. Нет, он много нам рассказывал интересного, и я удивлялся полету человеческой фантазии, особенно если дело касается женской мести. Так-с, возвращаемся к сифилису. Жили-были две подруги. Одна девочка хорошая, умница, красавица, медалистка. Вторая — ветреная, падкая на парней, с вредными привычками. И вот нашу первую девушку бросил парень, она, конечно, почти в трауре, потому что думала, что он тот самый, единственный и неповторимый, забравший девичью честь. Конечно, такая серая мышка даже не думала о мести, с гордо поднятой головой и разбитым сердцем она пожелала ему счастья. Но подруга, то есть девушка номер два, решила, что парнишка должен понести наказание. А тут как раз такая неудача, что в принципе с ее образом жизни неудивительно, у нее обнаружили сифилис. В итоге в крашеной голове возникла гениальная идея: надо заразить неверного. Обольстить парня не составило труда. И плевать, что трахнула чужого мужика. Главное же, что за подругу отомстила. Поэтому резюмирую: неизвестно, до чего может дойти женский ум.
— У Гройсман был сифилис? — удивился Леша.
— Да нет же, — покачал головой Костик.
— В этом что-то есть, — сказала я. — Сыграть любовь Елене не составило труда, а о плане мести мы, наверное, уже никогда не узнаем. И, судя по всему, Гройсман сгубила ее тяга к драматизму. Вере она ничего не сказала, а хотела подать блюдо уже холодным.
— Скорее всего, именно так и было, — кивнул Ботаник. — Пока я был засланным казачком в театре, немного узнал о Елене. Говорили, что она играла постоянно, не только на сцене. А уж с ее тягой к авантюрам… Да и подобное предположение объясняет, почему она следила за Гончаровым. Узнать привычки, распорядок, вкусы, а потом сыграть так, как надо было.
— Отстойная история, в общем, — нахмурилась я. — Но главное, что мы в ней разобрались. Теперь можно и на Мальдивы.
— Тебе лучше в Тибет, — расплылся в ехидной улыбке Костик.
— Это почему? — с подозрением спросила я.
— Достигнуть нирваны.
— Умничаешь? Ну-ну… Я смотрю, ты уже достиг путем потребления алкогольной продукции. Но я лучше на Мальдивы.
— А как же моя свадьба? — обиженно спросил Ботаник.
— Я улетел, но обещал вернуться. Не бойся, хоть я и ненавижу свадьбы, но твою не пропущу. И для истории даже на фото запечатлю выражение лица Гражины Эдуардовны, когда Инесса назовет ее мамой.
Глава 31
Судя по выражению лица Ботаника, настолько далеко он не заглядывал. Но сейчас, видимо, эта картинка так четко предстала перед глазами, что он побледнел, а потом и икнул.
— Расслабься, парень, — Костик поднялся и хлопнул Ботаника по плечу.
