Другой небольшой темой является «Британский Дикий Запад»: серия рассказов, действие которых происходит в уэльском пограничном городке под названием Лланданффванфафегеттапагого, что отсылает к настоящей деревне с названием Лланвайрпуллгуингиллгогерихуирндробуллллантисилиогогогох
[65]. Исходное допущение Пратчетта состоит в том, что в Британии есть свой «Дикий Запад», расположенный как раз на границе между Англией и Уэльсом. Угольная лихорадка, а не золотая, превратила Лланданффванфафегеттапагого в быстро растущий пограничный город со всеми характерными чертами Дикого Запада. В точности как в серии про Плоский мир будут низвергнуты метафоры фэнтези (а также Шекспир, фольклор, мифология, опера, волшебные сказки, Голливуд, рок-музыка, Китай, Австралия, Древний Египет, Древняя Греция, религиозные догмы, расизм, патриархальный строй и множество других понятий
[66]), истории «Дикого Запада Уэльса» стали посланием Пратчетта западному жанру, все еще сохранившему свое влияние в середине шестидесятых годов двадцатого века в таких сериалах, как «Бонанза» (Bonanza), «Сыромятная плеть» (Rawhide) и «Дымок из ствола» (Gun Smoke), которые регулярно показывали в самое лучшее вечернее время.
Здесь есть шериф, который приезжает в город, но он обычный английский бобби в полицейском шлеме, известный как «самый быстрый умелец с дубинкой к западу от реки Северн». Ковбои тут «овечьи парни», на смену лошадям пришли велосипеды, а угрюмые преступники носят такие имена, как Дай Эванс, Дай Оррибли и его брат Дай Ту. Читатели «Детского цикла» были прекрасно знакомы с избитыми выражениями вестернов и Уэльса. Шутки, возникающие во время конфликтов, не отличаются тонкостью, но забавно наблюдать, как Пратчетт поигрывает своими пародийными мышцами.
Но завораживает в этих историях – если забыть о том, как они хороши для детей, и о контексте их возникновения – эмбриональная форма множества идей и техник, вновь появившихся в более поздних книгах Пратчетта. Сюжеты «Людей ковра» и «Угонщиков» берут начало именно здесь, а сержант Баньян из Лланданффванфафегеттапагого воспринимается как предтеча коммандера Ваймса из Плоского мира, одинокий голос здравомыслящего правосудия в мире, постепенно сходящем с ума.
Мы также видим, что Пратчетт нащупывает свой путь во вселенной имен и звуков; Ринсмангл, гном из универмага, напрямую связан с его первым по-настоящему удачным персонажем, волшебником Ринсвиндом, появившимся десять лет спустя после крошечного человечка, в честь которого он получил свое имя, в «Цвете волшебства» 1983 года. Слово «Огг» становится фамилией огра задолго до того, как в романах Плоского мира возникнет вспыльчивый закадычный друг матушки Ветровоск, а цвет самой магии, «зеленовато-пурпурный» октарин, описывается в истории, где магия превращает землю в «пурпурно-зеленую». С самого начала своей литературной карьеры Пратчетт ниспровергает жанр фэнтези. Волшебники появляются уже в его ранних произведениях
[67], в одной из первых историй, написанных в Bucks Free Press, где сам Мерлин участвует в чудесном приключении времен короля Артура
[68]. Почтенные, в остроконечных шляпах и довольно глупые маги, хорошо знакомые поклонникам Плоского мира, стали частыми гостями в работах Терри, начиная со смешного волшебника по имени Фоссфиддл, искателя приключений, у которого постоянно возникали проблемы с семимильными сапогами-скороходами, из рассказа 1966 года, позднее напечатанного в сборнике «Драконы в Старом замке»
[69].
Хотя Фоссфиддл и незначительный персонаж, он становится типичным волшебником Пратчетта, основой, от которой он очень редко отходил за все пятьдесят лет творчества. Волшебники обладают огромными знаниями, но лишены здравого смысла, а магия является крайне ненадежным способом что-то сделать и часто создает куда больше проблем, чем способна решить, в частности, Фоссфиддл случайно превращает дверь в розовую меренгу в «Драконах в Старом замке», или Ринсвинд из «Интересных времен» два десятилетия спустя переносится на таинственный континент ХХХХ (террор инкогнита), когда его коллеги пытаются вернуть его домой. Разумеется, в этих историях не обошлось без повсеместного использования остроконечных головных уборов.
Даже если в сказках не действуют ведьмы или волшебники, они узнаваемы в будущих произведениях Пратчетта. В центре большинства его историй всегда присутствует моральный кодекс по Пратчетту: думай о себе, но работай вместе с другими, проявляй воображение, однако не рассчитывай на кратчайший путь, будь умным и здравомыслящим и используй отвагу в качестве запасного плана, но, самое главное, будь сдержанным. Это же можно сказать про Я, муравья-дезертира в рассказе 1970 года из «Детского цикла», который убегает из своего муравейника и в какой-то момент приносит себя в жертву, чтобы спасти нового друга
[70], так и Тиффани Болен отказывается от помощи и в одиночку противостоит Лукавцу в кульминации «Платья цвета полуночи», написанного в 2010 году.
Жизнь, как уже говорилось выше, иногда подбрасывает момент «штанины времени» таким, какой он есть: это критические развилки на дороге твоей персональной вселенной, где создается новое возможное будущее – до тех пор, пока тебе везет и ты попадаешь в правильную «штанину». В 1968 году, когда Терри Пратчетт женился и завершил работу репортера-стажера, он вновь оказался перед выбором «штанины», однако на этот раз речь шла о случайном выборе наставника, который вывел его в совершенно новый мир. Артур Черч отправил Терри взять интервью у Питера Бандера, редактора новой книги, рассказывавшей о будущем образовательной системы, «Что нас ждет в семидесятых» (Loking Forward To The Seventies), в издательстве Colin Smythe Limited. Если бы это задание получил другой журналист, будущее репортера Пратчетта могло сложиться иначе.
