Однако довольно скоро они поняли, что у них много общего, оба выросли в маленьких городках на юго-востоке Англии – Беконсфилде и Ист-Гринстеде соответственно, – их жизнь в детстве сразу изменилась, как только они обнаружили местную библиотеку, в которой проснулась их жажда самых разных знаний, в первую очередь мифологии, истории и науки. Оба стали верными поклонниками «Властелина колец» в одинаково восприимчивом возрасте и открыли для себя врата, ведущие в новые фантастические миры, познакомились с вселенной классики научной фантастики и присоединились к любителям НФ конвентов и журналов. Оба начали зарабатывать на жизнь словами, хотя путь Пратчетта был более структурированным, а Геймана – скорее случайным, и оба стартовали с детской книги (роман Геймана «Моя замечательная тетя Эрминтруда» (My Great Aunt Ermintrude), увы, до сих пор не издан). Они обладали похожим мировоззрением и чувством юмора, оба невероятно любили и постоянно цитировали Г.К. Честертона и П.Г. Вудхауса. Они заставляли друг друга смеяться и умели приводить друг друга в восторг.
Они регулярно встречались на конвентах, беседовали долгими вечерами по телефону, во время которых читали друг другу свои новые работы, что стало неоценимым опытом для Геймана, начавшего переходить от журналистики к прозе, он даже отклонил предложение занять место редактора на полную ставку в Penthouse, чтобы продолжать развиваться как автор комиксов.
К 1988 году его работа на Total Eclipse, 2000AD, и в первую очередь роман-комикс «Жестокие дела» (Violent Cases), привлекла внимание DC Comics, американского издательства, выпустившего сотни легендарных комиксов, в том числе «Бэтмена», «Супермена» и «Лигу справедливости». Они рассчитывали вернуть в США часть энергии и задора британской волны комиксов. Гейман сумел возродить серию комиксов «The Sandman. Песочный человек», заново открыв в нем темное современное фэнтези. Он погрузился в эту историю и напряженно работал над ней почти год, когда ему позвонил Пратчетт.
Теперь, став профессиональным писателем, он наткнулся на забытый в ящике экземпляр «Вильяма Антихриста», перечитал его и понял, что знает, каким должно быть продолжение, и ему хотелось бы его написать. Он позвонил Гейману и предложил соавторство, или, если Нила больше не интересует данный проект, он готов выкупить начало. Гейман согласился практически сразу. Позднее он часто говорил, что это было сотрудничество двух авторов, еще не реализовавших свой потенциал. «В те дни Нил Гейман не стал Нилом Гейманом, а Терри Пратчетт был просто Терри Пратчеттом», написано в его примечаниях к изданию «Благих знамений» (Good Omens) 2019 года, хотя к 1988 году Пратчетт уже являлся автором бестселлеров, быстро набирал популярность и работал с яростной энергией.
Гейман, который до этого еще не писал художественные романы, понимал, что сотрудничество со старшим товарищем – колоссальная возможность многому научиться, а его репутация писателя никак не пострадает. Не говоря уже о том, что им определенно будет весело. Они начали с долгих телефонных разговоров, пересылали друг другу по почте компьютерные диски, а однажды даже создали примитивную сеть
[180] – и в результате получился первый черновик.
Пратчетт сразу взялся за дело и превратил исходные пять тысяч слов Геймана в десять тысяч, в том числе внес серьезные и не очень правки в уже существующий текст. Сатанинские медсестры превратились в ковен сатанинских монашек
[181], а персонажу по имени Кровлей, ездившему на Citroen 2CV, довольно бесполезному демону, вызывавшему презрение у его демонических собратьев, Пратчетт изменил имя на Кроули, с его изворотливым умом, самодовольством и кое-какими особенностями, позаимствованными у самого Геймана, в том числе ношением темных очков в помещении и черным кожаным пиджаком. Он также представил макгаффина всей истории: книгу пророчеств семнадцатого века, написанную ведьмой по имени Агнесса Псих, которую сожгли охотники на ведьм и которая – благодаря тщательно спрятанным бочкам с порохом – сумела забрать пленивших ее врагов с собой. Этот персонаж Пратчетт планировал использовать в Плоском мире, но он очень естественно вошел в мифологию «Вильяма Антихриста». Далее мяч оказался на стороне Геймана, добавившего четырех «всадников» – ведь речь шла о приближении апокалипсиса.
Они часами, как минимум раз в день, разговаривали по телефону, обсуждая сюжет и персонажей, после чего расходились и начинали писать. Поскольку они работали над романом – на территории Пратчетта, – было решено, что именно он будет отвечать за связность истории. Он назвал себя «Хранителем дисков» и также позаботился о том, чтобы они всегда работали над одним и тем же черновиком (Пратчетт неизменно повторял, что если бы они сочиняли комиксы, все было бы наоборот). Так сложилось, что большую часть текста Терри печатал – по его оценкам, примерно две трети, в то время как Гейман отставал от него на двадцать тысяч слов, так как писал от руки, а также продолжал заниматься «Песочным человеком» и другими комиксами. Гейман наблюдал, как Пратчетт сводил повествование – однако сюжет, персонажи и идеи они делили ровно пополам.
Несмотря на то что Гейман был очень занят работой над «Песочным человеком», он каждый день, в любое время, перед тем как лечь спать, писал пятьсот слов для «Вильяма». Иногда он отправлял Пратчетту диск по почте, чтобы тот включил его в черновик, а порой обсуждал текст на следующий день. Пратчетт всегда вставал рано, как все, кто живет в сельской местности, и большую часть работы делал по утрам. Гейман просыпался значительно позже и спросонья проверял автоответчик
[182]. Он звонил Пратчетту, и они обговаривали то, что сделали за вечер и утро. Как многие поклонники Beatles, которые пытаются отличить песню Леннона от песни Маккартни, фанаты Пратчетта и Геймана потратили тридцать лет, обсуждая, кому из них в голову пришла та или иная идея и какой отрывок кто из них написал. Пратчетт исходно являлся автором части под названием «Они», о банде детей с ободранными коленками, под началом юного Антихриста. Внешне банда походила на героев книг «Этот Вильям!» Кромптон, но, если немного присмотреться, вы увидите собственное детство Пратчетта в Форти-Грин, вплоть до американской военно-воздушной базы и рощи, куда он поместил логово банды. Именно Пратчетт добавил важное «Что, если?..» к оригинальному плану: что, если в продолжениях «Омена» Дэмиан будет обладать свободной волей и сможет делать все, что пожелает?
Гейман отвечал за четырех всадников, банду мотоциклистов, которая следовала за ними, и большую часть истории, связанной с Кроули и его противоположностью, ангелом Азирафаэлем. Начало романа написал Гейман, а конец – Пратчетт. Однако каждый участвовал в редактировании всей книги, так что стили перемешались, и узнать, кто какую часть написал, стало невозможно, в особенности когда речь заходит об отрывках, появившихся после их разговоров. Оба работали над главными персонажами, и по мере приближения к финалу Гейман стал отвечать за «Них», а Пратчетт получил всадников. Любопытно, что скелетообразная фигура Смерти сильно напоминает благожелательного жнеца из Плоского мира (вплоть до МАНЕРЫ РАЗГОВОРА), данную Смерть, по большей части, создал Гейман, и у него получился более темный и не такой добрый персонаж, как у Пратчетта
[183]. Существует предположение, что Гейман написал наиболее отталкивающие куски книги, а Пратчетт более приятные, и до некоторой степени это правда. Широкие мазки сюжета принадлежат Гейману, как и образ демона Хастура, появляющегося из телефонной трубки в виде тысяч червей, а настроение финала принадлежит Пратчетту. Он настаивал, что вред, причиненный кому-то в книге, должен быть исправлен – на руках их главного героя, ребенка, не может быть крови – именно добрая воля мальчика неизменно спасает мир. Однако повествование не было черно-белым. Оба умели писать мягко и гуманно или низко и подло. Позднее Гейман скажет, что это серьезное упрощение – думать, будто их книга представляет собой переплетение его жутких идей со светлыми идеями Пратчетта. Друзья подошли к работе с одинаковых позиций и твердо знали, каким будет тон их произведения – нечто среднее между Кромптон, Адамсом, Вудхаусом и Честертоном со щепоткой современных ужасов. Они правили куски, написанные друг другом, добавляли шутки и примечания (снова «лимонный шербет»), пока уже и сами не понимали, кому принадлежит авторство, а про некоторые большие отрывки ни один из них не помнил, что их писал именно он. Во многом это превратилось в игру, где каждый старался рассмешить другого, а потом, по словам биографа Геймана Хэйли Кэмпбелл в книге 2016 года «Искусство Нила Геймана» (The Art of Neil Gaiman), «они соперничали друг с другом, стараясь сочинить удачный кусок текста».
