Может быть, мы не поняли друг друга, но о дуэли между нами не может быть и речи. Я вообще против дуэлей. А тем более между мной и Вами.
Ладно, если Вы меня убьёте, а если наоборот? Так я себе в жизни этого не прощу. Не гневайтесь, прошу Вас. Хотите, посвящу сию поэму Вам и всю жизнь говорить буду, что Вы мной руководили при создании сего труда? Тем более что я, по Вашей указке, действительно снял рыб, которые не доплывут до середины Днепра. Если бы это океан был, тогда другое дело, а так, Вы совершенно правы.
А что касается птиц, то тут не могу с Вами согласиться. Лично видел птицу, которая, не долетев до середины Днепра, рухнула замертво. Редкая птица.
Люблю Вас, нижайше кланяюсь, по гроб обязанный Вам
* * *
«Милостивый государь! Примите мой вызов. Дальнейшие объяснения бессмысленны.
А. Пушкин.
20 января 1837 г.».
Как выбирали Мухабат
Однажды Иосифу Виссарионовичу близкий ему по партийной работе человек сказал:
– Товарищ Сталин, есть предложение, чтобы вам и другим членам правительства на первомайском параде дети выносили цветы.
Сталин подумал: «С одной стороны, хорошо, красиво, а с другой стороны, в цветы можно спрятать взрывное устройство». Потом пыхнул трубкой и сказал:
– Думаю, что политически незрелое решение.
Он даже не стал объяснять, в чём это решение незрелое и почему именно политически. Сказал и сказал.
А через год, когда «близкий» уже сидел в лагерях, Сталин вдруг на заседании Политбюро заявил:
– Есть предложение, не знаю, как вы отнесётесь к нему… А что, если на первомайском параде нам на трибуну Мавзолея дети вынесут цветы и конфеты?
Одним членам Политбюро это предложение понравилось, другим – не очень, а Ворошилов спросил:
– А чьё это предложение?
– Моё, – скромно признался Сталин.
И все сразу согласились, что предложение замечательное, все стали говорить, какой Иосиф Виссарионович гениальный и почему они все вместе до этого не додумались.
– Я полагаю, – произнёс Сталин, – что это будет политически верное решение.
– Да-да, – заговорили все, – именно политическое и именно решение.
Но Сталин на этом не успокоился. На одном из заседаний Политбюро был поставлен вопрос о том, что за дети и каким именно образом они будут выносить цветы.
В основном Сталина волновало, кто ему будет эти цветы выносить. Он подчеркнул:
– Это должна быть девочка, иначе кое-кто из врагов может этот факт истолковать неправильно.
Теперь надо было подумать, какой национальности будет девочка.
– Она, – сказал Сталин, – не должна быть грузинкой, потому что те же враги могут истолковать это как национализм.
С другой стороны, Сталин несколько недолюбливал грузин, остальных он просто не любил, а грузин лишь недолюбливал.
Отказавшись от грузин, Сталин отказался от остальных кавказцев, чтобы грузинам не было обидно.
Сибирь тоже отпадала, чтобы враги не обвинили Сталина в великодержавном шовинизме.
После этого невозможно было заикаться о белорусах и украинцах, чтобы не оскорблять русских.
Оставалась Средняя Азия. Казахи отпали сразу, поскольку Сталин вообще подумывал, а не стереть ли этих казахов с лица земли. Странные они какие-то. Из остальных среднеазиатских республик Сталин запомнил только Узбекистан; Таджикистан, Киргизия и Туркмения как-то выпали из сталинской памяти в тот момент. Сталин предъявлял к этой девочке вполне определённые требования.
Значит, девочка должна быть узбечкой. Она, естественно, должна быть из простой крестьянской семьи декханина. Должна быть отличницей, симпатичной на вид и рекордсменкой.
В лагерь под Ташкентом стали свозить со всего Узбекистана девочек двенадцати лет. Нужную долго найти не удавалось. Либо не отличница, либо в роду были баи, либо некрасивая, либо не узбечка.
Наконец нашли одну умницу, красавицу, отличницу, но не рекордистку.
Её научили собирать хлопок. И через месяц она, по сводкам, собирала столько хлопка, сколько не могли бы собрать два передовых колхоза.
Её звали Мухабат.
В НКВД стали поступать письма, в которых указывалось, что в роду Мухабат были и баи, и басмачи. Когда басмачей стало больше, чем населения Узбекистана, доброжелателей нашли и расстреляли.
Заодно посадили и родителей Мухабат на всякий случай, чтобы они в будущем что-либо не выкинули. Но кто-то сообразил, что теперь Мухабат – дочь репрессированных, и родителей тут же выпустили и наградили.
Наконец девочку представили Сталину… Он долго смотрел на неё, потом взял за ухо. Подержал ухо в руке и спросил:
– А ты по-русски понимаешь?
– Да, – ответила Мухабат.
– Молодец, – сказал Сталин.
Он мучительно думал, о чём ещё спросить девочку, но придумать никак не мог.
«И зачем это всё нужно, – подумал Сталин, – девочка, цветы? И так ведь все боготворят».
Но Сталин был «железный» человек и все свои действия подчинял служению революции, а именно укреплению своей личной власти. Сталин отлично понимал, что, потерпев в течение нескольких минут девочку возле себя, он тем самым вызовет новый прилив всенародной любви, и поэтому шёл на жертвы. Сделав нечеловеческое усилие воли, он спросил:
– Скажи, как тебя зовут, Мухабат?
– Мухабат, – ответила Мухабат.
– Правильно, – сказал Сталин и задумался.
Он вдруг вспомнил, что у него есть дочка такого же примерно возраста, и есть смысл, чтобы она вынесла ему цветы. И надёжнее, и приятнее. Но враги могли обвинить его в семейственности, и Сталин отогнал от себя эту политически невыдержанную мысль.
Он ещё немного подумал и спросил:
– Хочешь посидеть на коленях у товарища Сталина?
Девочка была непосредственной настолько, что даже не робела в присутствии вождя мирового пролетариата. Она уселась на колени к «отцу народов» и, так как привыкла крутить нос своему отцу, одной рукой обняла дедушку Сталина за шею, а другой стала накручивать довольно большой, рябой и маслянистый нос Иосифа Виссарионовича.
Сталину такая фамильярность юной хлопкоробки не очень понравилась, но неудобно было перед подчинёнными сбрасывать девочку с коленей.
«Экая гадина», – подумал Сталин и улыбнулся девочке, обнажив жёлтые зубы.
Сталин глянул своим жёлтым в крапинку глазом в сторону секретаря, и тот, моментально учуяв смертельную опасность, сказал:
– Пойдём, девочка, Иосиф Виссарионович должен ещё работать.
